последний воздушный поцелуй. Бабушка промокала слезы красивым вышитым фартуком, и казалось, что у нее разрывается сердце. Однако она прикладывала морщинистую руку ко рту, чтобы послать мне поцелуй в ответ. Я вытягивала шею, стараясь как можно дольше не терять обожаемую бабушку из виду. Но вот между нами вставали дома, а у меня перед глазами все плыло от слез. Бабушки снова не было видно. «Милая, не плачь, – просила мама. – Ты разболеешься, если будешь плакать».
Я была так мала, и при этом мне нельзя было дать волю чувствам, но так обходятся с большинством детей. Однако мой мозг воспринял мамины предостережения еще более серьезно. Мой дед умер от неизвестного заболевания, поэтому я выстроила для себя такую логическую цепочку: Если я буду плакать, я заболею, а если я заболею, то умру. Плакать = заболеть = умереть. Слезы стали вопросом жизни и смерти, и единственным способом остаться в живых было удерживаться от слез несмотря ни на что.
Прошло около тридцати лет, мои родители умерли, и я чувствовала себя так, будто мое сердце тонет в слезах. Я перебирала свои ранние утраты и то, как я с ними справлялась. Я изучила проблему слез, то, как плач влияет на иммунитет, и другие способы переживать горе. С одной стороны, я знаю, что мама хотела поддержать мое здоровье, и я ее всегда буду за это любить. С другой стороны, я узнала больше, чем было известно ей. Я выяснила, что подавлять горе не полезно для здоровья, что слезы на самом деле выводят из тела токсины. Теперь у меня есть несколько вариантов осознанной реакции на расставание вместо одной неосознанной.
«Я горевала всю свою жизнь»
Семнадцатилетняя юная женщина родила ребенка в приюте для незамужних матерей-одиночек. Новорожденную нарекли «Малышка». Так было принято поступать с незаконнорожденными детьми в то время, 28 июня 1922 года, в Форт-Уэрте, штат Техас.
Прошло три дня, и за Малышкой приехали приемные родители, им было по двадцать лет. Крошка с длинными темными волосами и носом-пуговкой наконец обрела любящую мать, прекрасный дом и имя – Леона.
«Помню, жизнь была такой чудесной, – рассказывала Леона, возвращаясь мыслями к первым годам. – Но потом моя мама заболела, ей нужно было сделать операцию. Во время операции она умерла. К трем годам я стала сиротой дважды. Но мы это никогда не обсуждали, – со вздохом продолжала Леона. – Я просто горевала, горевала одна. Это было ужасно. Каждый раз я переживала горе как новое: когда пошла в школу, когда окончила школу, когда вышла замуж, каждый раз, когда рожала собственных детей, и когда я стала бабушкой. Я часто плакала вечерами, пока не засыпала, без повода, и не только в годовщины смерти. Теперь я понимаю, что горевала каждый день своей жизни».
Как показывает история Леоны, подавленное горе может возвращаться снова и снова, и не только в период траура. Любое переживание может вернуть человека к первоначальной боли.
Обычно дети впервые сталкиваются со смертью еще до того, как им исполнится два года. В прежние времена людей не старались от этого