симпатичные платья и куклу Барби – предел мечтаний всех девочек. Но это было давно. Настя вздохнула и смахнула слезу. И вдруг поняла, что наконец-то она может спокойно поплакать! Просто разрыдаться, и никто: ни Людмила Львовна, ни Марина, ни воспитатели, ни соседки по палате – никто не крикнет: «А ну, замолчи! Немедленно!», и никакой затрещины она не получит! Впервые за последние несколько лет Настя с наслаждением плакала: наконец-то никто не помешает ей облегчить душу, омыть ее слезами, вспоминая все обиды, пожалеть себя и пожаловаться самой себе на судьбу, ведь у нее даже не было подруги, она уже так давно одна! Она почти ни с кем и не разговаривала за последний год!
Но как же хорошо, что сейчас она именно одна в этом черном трюме, совершенно одна…
– Это еще что такое? Кто здесь? – вдруг совершенно отчетливо произнес мягкий женский голос прямо у нее над ухом, и девочка, вздрогнув от неожиданности, вскочила с мешка, вмиг забыв про свои несчастья.
– Кто здесь? – в свою очередь спросила Настя.
Резкий свет карманного фонарика резанул глаза, и она зажмурилась, а когда открыла, увидела перед собой молодую женщину лет тридцати, длинноволосую шатенку, чуть полноватую, но чрезвычайно миловидную, и она приветливо улыбалась девочке.
– Итак, значит я не единственная, кто путешествует подобным образом, – заключила женщина, погасив фонарик. – Могу я узнать, что ты здесь делаешь?
– Еду, – еле слышно вымолвила Настя, еще не опомнившись от неожиданной встречи.
Ее спутница была гораздо спокойнее.
– Исчерпывающий ответ. – Женщина рассмеялась и откинулась на мешок рядом с девочкой. – Как тебя зовут для начала, попутчица? – поинтересовалась она.
– Настя.
– Что ж. Очень приятно, Настя. А я – Олеся. Итак, что же происходит? Ты сбежала из дома? Я правильно понимаю?
– Да, можно и так сказать. – Настя не знала, как еще можно ответить.
– Очень глупо! – Олеся невесело рассмеялась. – Пока ты еще ребенок, ты не понимаешь, что значит – быть дома. Не можешь ценить это счастье. И ты не знаешь, что значит – трудности, я имею в виду настоящие трудности, а не те, которые создает твое воображение!
Довольная произнесенной речью, Олеся закрыла глаза, но тут же снова открыла их, когда услышала ответ девочки. Настя тихо сказала:
– Я не знаю, что такое быть дома. Это правда. Потому что у меня нет дома. У меня нет отца и нет матери. Я потеряла брата и не знаю, увижу ли когда-нибудь его снова. У меня нет родных и нет друзей. Я была в детском доме, жила на улице, работала посудомойкой в кафе, а до этого выполняла всю домашнюю работу у своей бабки. Так что моему воображению не нужно особенно трудиться.
Олеся приподнялась на локте и внимательно еще раз выхватив фонариком из темноты детское лицо, вгляделась в него. Пережитые невзгоды оставили лишь небольшую печать преждевременного взросления и излишней серьезности, но ни капли испорченности