дверей, и наконец шествие, открываемое дворецким и шестью лакеями за ним, остановилось перед четвертой низкой одностворчатой дверью, обитой по войлоку рогожей и накрест драницей, точь-в-точь как у Суворовых при входе из сеней в прихожую. Дворецкий тихо стукнул в дверь и по монастырскому уставу прочел короткую молитву, прося разрешения войти.
– Аминь! – послышалось из-за дверей.
Дворецкий открыл дверь. Лакеи выстроились по сторонам ковровой дорожки и с низкими поклонами пропустили Суворову с сыном вперед. Авдотья Федосеевна вошла в следующий покой, у дверей церемонно, с приседанием, поклонилась и прошептала сыну:
– Да кланяйся же, неуч!
Александр отвесил в ту сторону, куда кланялась мать, почтительный поклон, и когда поднял голову, то удивился. Здесь было почти темно. Скудный свет осеннего дня едва сочился сквозь густой, свинцовый переплет маленьких окон со слюдяными стеклами. Нависли расписанные травами своды, некрашеный, из шашек соснового паркета пол скрипнул под ногами дворецкого, который тихо попятился и пропал. Убранство покоя было очень просто. Те же дубовые скамьи, что в родном доме Александра, впрочем покрытые коврами.
Наконец Александр увидел и того, кому, не видя, поклонился. В кресле-качалке сидел сам Василий Васильевич Головин. Из-под его сдвинутых, похожих на ласточкины крылья бровей смотрели, искрясь веселой насмешкой, карие глаза, румяные губы улыбались. Около него, положив руку на его плечо, стояла высокая, статная дама в богатом синем с серебром роброне. Ее прекрасные пышные волосы, причесанные по моде, с буклями, казались от пудры с проседью, а в ушах сверкали, соперничая с глазами, два яхонта[39] с лесной орех. А рядом стоял, прижавшись к ней, мальчик в алой косоворотке, плисовых[40] шароварах и козловых сапожках на высоких красных подборах[41].
Авдотья Федосеевна сделала реверанс, говоря:
– Здравствуй, государь мой Василий свет Васильевич!
– Здравствуй и ты, государыня Авдотья Федосеевна!
Александр еще раз поклонился хозяину, изучающе смотревшему на него.
Наконец Головин промолвил:
– Прасковья, чего ж, не рада, что ли, гостям? Пнем стоишь!
Произошло общее движение. Гостья и хозяйка кинулись одна к другой в объятия с восклицаниями и поцелуями. А мальчик подошел к Александру и, потянув за рукав, прошептал ему на ухо:
– А у нас кот Ванька удавился!
– Нам уже сказывали.
– Вот беда!
– Да какая же беда? Эка штука – кот!
– Да ведь какой кот! Кто теперь батюшке скажет?
– А не все одно кто?
– Да ведь он того пороть велит, а то и на торфы сошлет…
– Чего вы шепчетесь, Вася? – строго спросил сына Василий Васильевич.
– Да я, сударь-батюшка, спросил, как его звать…
– Что ж, у него имя долгое – никак не выговорить?… Ну, сударыня, – обратился хозяин к гостье, – угощу же я тебя сегодня! Сурскими стерлядями!..
Все,