видного советского невролога Лазаря Соломоновича Минога, который, в свою очередь, был учеником Алексея Яковлевича Божевникова. Так что научная преемственность налицо.
Отделом исследований мозга руководил доктор медицинских наук профессор Борис Георгиевич Базизян, пятидесяти двух лет, а руководителем экспериментальной лаборатории отдела являлся доктор биологических наук Рудольф Михайлович Фокин, тридцати восьми лет от роду. Он же должен быть главным докладчиком на предстоящей конференции. Его лаборатория занималась воздействием магнитного поля и электромагнитных излучений на отдельные участки мозга, отвечающие за различные функции человеческой души и тела, и, кажется, была на грани мирового открытия, если уже его не совершила. По крайней мере, публикации в специальных медицинских журналах явно намекали на это. Предстоящая конференция грозила сенсацией, что и нужно было нашему телеканалу, впрочем, как и любому другому.
Два дня я только тем и занимался, что изучал человеческий мозг. А когда к исходу вторых суток голова начинала распухать от полученных знаний, ко мне пришла шальная мысль, что я его постиг не хуже самого Бехтерева.
Разумеется, я и раньше знал, что нашим телом всецело командует это серое вещество, которое зовется мозгом. Оно подает сигнал – и мы поднимаем ногу, оно подает еще сигнал – и мы хотим откушать селедки с лучком, порезанным аппетитными кружочками. Оно выдает некий импульс – и мы вдруг вспоминаем, что на небе есть звезды. И начинаем задаваться вопросами, ответов на которые не существует. Ну или, по крайней мере, эти ответы нам никто не скажет… И сколько нового я узнал о строении и функциях мозга, вы даже не представляете! Таламус, гипоталамус, вентромедиальная префронтальная кора, лимбическая зона, базальные ганглии… Про все эти вещи, если данные участки мозга можно так назвать, я узнал впервые. А о базальных ганглиях, что приводят к согласию наши мысли, чувства и движения, я вообще впервые услышал… Одним словом, на конференцию я пришел достаточно подготовленным, чтобы понимать, о чем пойдет речь, и уметь сделать выводы.
Мы со Степой, моим молчаливым оператором, который походил как минимум на заслуженного доцента, прошли в актовый зал института (сам НИИ неврологии имени А. Я. Божевникова располагался недалеко от биофака МГУ) и заняли место в проходе, совсем недалеко от кафедры.
Людей было много…
Первые ряды занимались, как издавна повелось, руководством. Ведь оно должно все видеть и слышать, и все должны видеть их.
Вот пришел и сел, отдуваясь, профессор Борис Георгиевич Базизян, крупный и тучный мужчина с прической Эйнштейна, какая у того была, когда он показывал язык журналистам. Я узнал Базизяна по фотографии, размещенной в Интернете.
А вот пришел и сам академик Леонтий Янович Раскин, суховатый горделивый старикан, которого под руку держала некая юная особа, то ли его дочь (она тоже работала в НИИ неврологии имени А. Я. Божевникова), то ли его секретарша.