разноликим был он в мирное время… Их вылазки всегда сопровождались разочарованием, ибо в городе давно уже ничего не было. Все, чему следовало исчезнуть во время взрыва, исчезло. Все, что бросили, спасаясь бегством те, кто не погиб сразу, – давным-давно сгнило, искрошилось, истлело и разрушилось, не представляя никакого интереса для тех, кто пробовал искать среди пугающих остовов огромных домов и полузасыпанных камнем, щебенкой, мусором остатков улиц и постепенно совсем исчезающих шоссе нечто, что можно было бы обменять на дополнительные удовольствия – еду, питье, сигареты или еще что… В бункерах «отродья» давно не следили за тем, как живут люди, по законам или без них, каждый делал что хотел, женщины и мужчины были общими, дети – тоже или, вернее, ничьими. Количество детских смертей и родившихся мутантов не интересовало никого…
Но те, кто все же управлял всем этим, полностью оставляя за собой блага, спасаясь под надежной защитой крепких стен, герметичных покрытий, света, тепла и еды, четко контролировали ситуацию. Они вели войну до сих пор. Ведь враг, находящийся далеко, был точно в таком же положении, живя в подобной ядерной зиме, а ракетные удары были обоюдными. И несколько сотен самых «высоких» людей, разного возраста, но объединенных одним – властью и доступом к оставшемуся оружию, являлись кастой, которую охраняли Званцев и многие другие. Солдат оставалось еще немало… Где-то далеко, говорили, у моря, был настоящий фронт, правда, воевали там достаточно вяло – без крупномасштабных операций и бессмысленной бойни, называемой «победоносными наступлениями».
Они редко выходили наружу, эти люди. Но когда выходили, вернее, выезжали на специальных бронированных автомобилях, группы, подобные отряду Званцева, перед этим прочесывали близлежащую территорию. «Безопасность прежде всего!» – повторял их командир, тот самый хмурый полковник. Редкие рекогносцировки начальства преследовали цели, о которых Званцев не знал. Никто не рассказывал о них – не положено, да и сам он не горел желанием узнать – «едут, хрен с ними, пусть едут, наше дело – зачистка, безопасность». Ремесло солдата, которым он жил всегда, сделало его абсолютно нелюбопытным.
Именно во время одного из таких «выездов» и случилось это в первый раз. В тот момент всех подняли по тревоге спустя час после окончания прочесывания, когда все уже отдыхали в бункере. А попав на место, даже видавшие виды бойцы в тихом недоуменном страхе молча крестились. Что делать – такого они еще не видели. Церковь же в бункере имелась, был и батюшка – отец Филоний, старый, но еще весьма резвый, не по годам…
…Бронированный автомобиль был перевернут. Из лежащей на боку машины свисал, наполовину вывалившись, человек. Вернее, его туловище – головы не было, она куда-то исчезла. Рядом валялись три здоровяка из охраны. Все были мертвы, причем не от пуль… Их кто-то загрыз – одному перекусил горло, второму просто сломал хребет, третьего искромсал, как резиновый манекен для тренировки служебных собак…
– Парни были здоровые, – командир звена