имеются, и влияние во властных структурах, и возможности проворачивать такие сложные дорогостоящие проекты. Ясное дело, что это не какая-то примитивная банда преступников, а люди с положением и, может быть, даже находящиеся у власти… Не слабо будет пободаться с ними?
Омельченко неуверенно пожимает плечами, но ничего не отвечает. Как бы там ни было, его понять можно. Если поступить так, как я предлагаю, то это уже совсем иной уровень, и заниматься «Столыпиным» будут, конечно же, совсем иные люди. Бедняге Омельченко оставят традиционно разгребать дела погибших на зоне уголовников и прочей шпаны. Как, впрочем, и мне в Израиле.
Допиваю свой кофе и раздавливаю в пепельнице окурок:
– Ну, в принципе, я своё дело здесь закончил, можно и домой отчаливать. Жаль, что ничем так и не помог. У вас ещё есть ко мне какие-то вопросы?
– Нет. Но вы не возражаете, если мы будем с вами иногда на связи? Если, конечно, понадобится консультация или помощь.
– Нет проблем. Мои координаты у вас есть…
5
Ещё в аэропорту Бен-Гурион, едва отыскав свою машину на автостоянке, набираю номер Штруделя.
– Как дела, Лёха, что нового? – интересуюсь бодренько.
– Ничего выдающегося, – докладывает мой приятель, – наши подопечные притаились, словно добропорядочные граждане, тем более, мы начали потихоньку заковывать в браслеты всех подряд: и новых розенталевских бойцов, и тех, кто остался от банды Тавризи. Начальство не на шутку разошлось и распорядилось паковать всех без разбору. Кто-то из наших попробовал заикнуться, мол, этим мы только расчищаем место для новых наркоторговцев, но его сразу закидали помидорами. Дескать, если придёт на рынок новый наркобарон, то и ему на хвост наступите. А за что вам ещё зарплату платят добропорядочные налогоплательщики?
– Ну, а ты?
– А что я? Какое я отношение ко всему этому имею? Пациенты убойного отдела – не буйные наркоторговцы, а тихие покойнички. Моего мнения никто не спрашивал. Сам знаешь, что нас ставят только перед фактами… Не далее как сегодня утром я попытался побеседовать с Дрором и разъяснить ему ситуацию с псевдо-Розенталем, но он и слушать не стал. Говорит, пускай Даниэль из командировки вернётся, ему и карты в руки, а тебя шестнадцать трупов после бандитской разборки дожидаются в холодильнике. Вот ими и занимайся. А что с этими трупами, говорю, непонятного? Всё на поверхности. Перестрелка почти полностью, с начала и до конца, заснята на камеры наблюдения, которые на вилле Тавризи установлены повсюду. Так что осталось только бумаги заполнить и сдать дело в архив…
– Стоп, секундочку! На съёмках с этих камер лицо псевдо-Розенталя есть?
– Я уже думал об этом. Может и есть, но проблема в качестве съёмки: перестрелка произошла ночью, и изображения очень смазанные. Притом там более полусотни фигурантов, и кого-то уже сумели идентифицировать, а кого-то ещё нет. Много совершенно незнакомых лиц, которые нигде пока не засветились. Вот ими сейчас и занимаемся всем отделом.
– У