Адити. Адити, как всегда, вовремя: хочет уточнить время нашей встречи.
– У меня ужин с Адити. Мы договаривались.
– Покажи, – требует.
– Открой дверь.
– Я выпущу тебя только в руки Адити.
– Я засужу тебя.
– Ты знаешь, что нет. С твоими диагнозами.
– Пошёл ты!
– Я не могу оставить тебя в мегаполисе в таком состоянии! Как ты не понимаешь? Кто, если не ты, должен это понимать?! – он впервые так сильно повышает на меня голос.
Да, мой супруг прав, из всей родни и знакомых, только я могу до конца понять его страх за близких. Панический.
Набираю сообщение Адити с просьбой встретиться раньше.
Машина заводится, и мы молча трогаемся. Когда подъезжаем к месту встречи, внушает:
– Прошу тебя, без глупостей. Ты взрослая женщина, совершай взрослые поступки.
– Как ТЫ?
Мои глаза видят его губы. Часть тела, от которой когда-то в юности у меня развилась зависимость. Не только физическая, но и психическая: даже теперь, когда мы вовсе не те, кем были раньше, его губы ежедневно целуют мой лоб или нос, или щеку, или даже мои губы, когда желают доброго утра, хорошего дня, спокойной ночи. И они ёрзали по телу Дженны каких-нибудь тридцать минут назад.
Глава 4. Принятие
Gabriel black – jump (feat. Sofi de la Torre)
Я не выдерживаю: мои внутренние замки́ разом открываются, слетают засовы, дверцы и двери распахиваются настежь, высвобождая неукротимый поток:
– Я ненавижу тебя! Ненавижу! Презираю и ненавижу! Ты… ты…
Я ничего не слышу, не понимаю себя и своих действий, слов своих не осознаю.
Не соображая до конца, что делаю, вылетаю из машины, но ядовитый лиловый шарф и вытянутое лицо стоящей на тротуаре Адити возвращают моё ускользающее сознание на Землю. Мысли складываются в неожиданный пазл, незнакомый рисунок с преобладанием рваных штрихов и оттенков чёрного и ядовито–жёлтого. Мои глаза находят выбившийся из мостовой засаленный десятилетиями камень, через мгновение его уже сжимает рука, ноги разворачиваются и пугающе уверенно несут меня обратно к машине мужа.
Я замахиваюсь и… и моя рука, вобрав почти всю силу ненависти, обиды и горечи, непомерным грузом осевшей в груди, где-то под рёбрами в районе сердца и лёгких, опускается на капот урода, по имени Spyder. Porsche 918 Spyder обошёлся моему супругу в два миллиона долларов. Число в названии модели означает ограниченный выпуск в количестве 918 штук, одна из которых, единственная в Ване, принадлежит ему – подходящий конь для поймавшего за хвост удачу всадника.
Вмятина на глянцевой поверхности металла приносит временное удовлетворение и облегчение. Можно даже сказать мимолётное – эффект всего мероприятия рассеивается, как только мои глаза наталкиваются на фигуру мужа, стоящего рядом и сжимающего пальцами свои виски́. Он просто стоит. Стоит вот так, спрятавшись за собственной ладонью, оперевшись рукой на капот, и молчит.
В его молчании – снисхождение. Мне больно. Мне так больно, что слёзы мгновенно покрывают зрачки плёнкой, мешающей видеть. Я моргаю, в попытках возвратить чёткость изображения,