у меня хватило ума передать эту переписку в музей…
И всё было бы просто отлично, не случись один казус… Кирпичные стены квартиры, полученной папкой от завода, были очень тонкими и прекрасно пропускали всяческие звуки, а он в то время просто бредил немецким языком! Я уже говорила, что мой Янчик был полиглотом: ему хватало двух недель для взятия любой языковой крепости, но при условии полного погружения… Так вот, в то самое время он на сто процентов «погружался» в немецкий. А соседке за стенкой страшно приглянулась чужая квартира! И очень скоро у неё появилась возможность получить желаемое, ибо папа по ночам цитировал по-немецки Шиллера… как настоящий немецкий шпион!
Без суда и следствия «немецкого шпиона» – папку, препроводили в Лефортовскую тюрьму, где продержали в одиночной камере целый год. Его водили на допросы, били, истязали. Он никогда не рассказывал мне деталей этого периода своей жизни. Чудом вырвавшись из казематов и уцелев, он дал подписку о неразглашении и своё слово сдержал… Лишь изредка, когда воспоминания накатывали с новой силой и терпеть становилось невыносимо, он снова переносился в свою «одиночку» и, уткнувшись мне в плечо лысой, старой, родной и любимой головой, плакал…
А пока в Лефортово пытались сделать из папки «немецкого шпиона», военные начальники бравого рыженького и жутко талантливого майора стучали во все двери… и таки достучались! На станции «Взлётная» по Люблинской дороге в Подмосковье формировался прообраз будущего Звёздного городка, и по счастливой случайности над моим Янчи ком решили провести показательный процесс под лозунгом «Невиновных мы не обвиняем!». Очень скоро он обрёл долгожданную свободу и был принят на службу лётчиком- испытателем.
Страна неуклонно приближалась к войне. Перед самым началом боевых действий Яна послали на учёбу. На военном отделении Института иностранных языков он принялся штудировать японский для будущей работы в качестве японского шпиона (шпиона таки!). Для подобной деятельности необходимо иметь ничем не примечательную внешность, и конечно никаких татуировок! У папки внешность была самой заурядной, а вот татуировка имелась: по глупости и молодости он наколол на руке сердце, пробитое стрелой… Его тщетно пытались вывести, но не успели… Да и учёбу закончить Янчику было не суждено, так как началась война. Но любовь к японскому языку осталась у него на всю жизнь.
Отец, как и другие мужчины, отправился на фронт. Это стало началом долгого и опасного пути, который однажды привёл его на постой в украинскую хату, где обитала сестрица моей матери. Как я уже упоминала ранее, прошло всего несколько дней, и мама, бросив всё, уехала за полюбившимся ей офицером на фронт в составе лётной дивизии. Сначала она стала специалистом по материальной части, потом стрелком-радистом. Вместе родители прошли всю войну и не раз прикрывали друг друга собственными телами при бомбёжках, приняв для храбрости фронтовые сто грамм… К Великой Победе папка пришёл в чине подполковника.
– «Пятая