нужды населения, а рост преступлений против жизни – о росте его нравственной одичалости.
Одни преступления прокладывают путь другим.
Всякая потребность утихает, а всякий порок увеличивается от удовлетворения.
Наше раскаяние – это обычно не столько сожаление о зле, которое совершили мы, сколько боязнь зла, которое могут причинить нам в ответ.
Раскаиваться хорошо, но не делать зла еще лучше.
Все становится более утонченным: музыка когда-то была шумом, сатира – пасквилем и там, где сегодня говорят «будьте любезны», – некогда давали затрещину.
Закон вождей индейских племен ирокезов гласил: «Обдумывая свои поступки, мы обязаны учитывать воздействие каждого нашего решения на последующие семь поколений людей».
Никакое внешнее принуждение не может поддержать человека ни на умственной, ни на нравственной высоте, когда он сам не желает держаться на ней.
Одни люди, сделав кому-нибудь одолжение, склонны требовать от него признательности. Другие не склонны к этому, но все же в глубине души считают его своим должником и отдают себе отчет в том, что они сделали. Есть, наконец, и такие, которые некоторым образом и не отдают себе отчета в том, что они сделали; они подобны лозе, приносящей виноград и ничего не добивающейся после того, как произведет свой плод: так бегает лошадь, так выслеживает собака, так собирает мед пчела.
Тот, кто делает добро другому, делает добро самому себе не в смысле последствий, но самым актом делания добра, так как сознание сделанного добра является высшей наградой для человека.
Доверие к добропорядочности другого является достаточно веским свидетельством собственной…
Нечестным все кажется нечестным.
Чем честнее человек, тем менее он подозревает других в бесчестности; низкая душа предполагает всегда и самые низкие побуждения у благородных поступков.
Высокие души с трудом допускают существование зла и неблагодарности, и нужны жестокие жизненные уроки, чтобы они познали всю глубину человеческой низости; потом, когда их обучение в этом смысле закончено, они возвышаются до той снисходительности, которая является высшей степенью презрения.
…Многие сделались жестокосердными потому, что раньше были сострадательны и часто видели себя обманутыми.
Природа устроила так, что обиды помнятся дольше, чем добрые поступки. Добро забывается, а обиды упорно держатся в памяти.
Лучше обидеть кого-нибудь один-единственный раз, чем постоянно