терным для «газика» подвыванием набрала на спуске максимальную скорость, для того чтобы легче преодолеть с разгона предстоящий подъём, а впереди у обочины дороги стоял на нетрезвых ногах квадратного сложения мужик лет пятидесяти.
Мужчина предусмотрительно посмотрел налево, удостоверился в том, что дорога пустая, сделал два шага, намереваясь перейти дорогу, взглянул направо, увидел свет фар мчавшейся с горы машины и остановился. Качнулся в сторону стремительно приближающегося «газика», но осознал опасность и выровнялся. Отступил на размер ступни, неуверенно перебрал ногами, как ребёнок, только что научившийся ходить, и отклонился корпусом назад. Тут его повело в сторону, но он всё-таки удержал равновесие и снова, на этот раз уже с роковой неизбежностью, шагнул навстречу гибели.
Раздался громкий удар, словно по кузову ударили кувалдой. Мужчина взмахнул правой рукой, как будто голосуя, и тяжко упал на спину у обочины.
Удар углом кузова пришёлся прямо в висок. Машина не остановилась, наоборот, водитель наддал, влетел на гору, резко свернул у больницы в лес на просёлочную дорогу и помчал в сторону малюсенькой речушки с не подходящим для её размера солидным и верноподданным названием Красный Урал.
Всё это дорожно-транспортное происшествие в его мельчайших подробностях видел проходящий мимо молодой человек с фонариком. Он сошёл с деревянного тротуара и с большим интересом проследил взглядом маршрут удаляющегося «газика». Ему не надо было запоминать номер машины. Зачем? Такая будочка в кузове была единственная в городке, и молодой человек не только точно знал предназначение автомобиля, но и фамилию водителя. Ему ли было его не знать. С детства, с самого раннего детства знал того, кто сидел за рулём «газика». Так хорошо знал, как никто другой в городке.
Молодой человек направил луч фонарика на лицо убитого (на улицах городка в те годы не было ночного освещения, и все ходили с фонариками), узнал погибшего тотчас же и машинально отметил интересные до жути детали – выбитый из орбиты глаз на тонкой верёвочке нерва, кровь в глубокой ямке между кивательными мышцами на мощной шее, как в рюмочке налитой до краёв, тёмную, расплывающуюся лужу под затылком и запах – кровь резко пахла алкоголем.
Подошла бог весть, откуда взявшаяся бабёнка (он знал барак, в котором она живёт), запричитала тихонько, как по родственнику, наклонилась, деловито и проворно, не обращая внимания на стоящего рядом свидетеля, сняла с запястья мертвеца часы (в пятидесятых годах часы представляли собой большую ценность), увидела, что со стороны больницы идут люди, и ушла прочь с дороги.
Молодой человек тоже не стал дожидаться приближающихся людей. Он отошёл в темноту, ступил на деревянный настил тротуара и выключил фонарик. Ему было невыгодно быть свидетелем убийства явным, для него лучше было быть свидетелем тайным. Он точно знал, что теперь будет делать сбежавший с места происшествия водитель. Ему ли было не знать, как тот поведёт себя в такой ситуации? Он подъедет к речушке, тщательно замоет угол борта от крови, а на другой день докажи, попробуй, что это он сбил мужика, а не другой водитель. Вот так всё бы и проканало, если бы в случайных свидетелях оказался кто-нибудь другой, а не этот молодой человек пониженного питания с запоминающимся лицом.
Молодой человек прибавил ходу и сказал сам себе: «Ну, всё, альбинос. Вот теперь тебе хана!».
* * *
Большая полноводная река Кама подпитывается малюсенькими речушками.
Имя им – легион. На территории проживания молодого человека пониженного питания с запоминающимся лицом протекают: первая Никитинка, вторая Никитинка, Широковка и Ермачиха. Все их нужно пересечь, поднимаясь таёжной дорогой в посёлок к староверам. Это восемнадцать километров от городка, и всё в гору.
Само поселение кержаков расположено в месте слияния рек Мутной и Вильвы.
Вильва мало уступает по ширине реке Чусовой, а по весеннему разливу, по буйству, скорости потока и по коварству – значительно превосходит последнюю. Зазевался на крутой излучине – и прямиком под скалу. А оттуда обратного пути нет. Тот счастливчик, кто смог благополучно сплавиться по большой воде вниз до города, обязательно должен проплыть мимо места впадения в Вильву всех вышеперечисленных речушек. Все они вливаются в реку с правой стороны. Слева к Вильве подбирается только одна журчалочка по имени Рассольная.
Года нет, чтобы кто-нибудь не утонул в ледяном водовороте, а все равно каждую весну поднимаются пацаны трудной дорогой на Мутную, вяжут плоты и сплавляются до городка. Ни разу не сплавившийся и не подвергшийся смертельному риску – не пацан. Молодой человек с запоминающимся лицом тоже тонул. Налетел плот на валун, стал на дыбы и напополам. Пацан плавал недурно – под ледяную воду камнем не пошёл, но потянуло неумолимо течением под утёс. Спасибо Лапше – вытащил из пенистой волны за шиворот и не насладился благородством, а хохотал не по делу. И было тогда молодому человеку тринадцать, а Лапше – шестнадцать лет.
А между тем молодому человеку было не до смеха. Бревно от развалившегося плота не слабо пригладило его по голове,