и вяжи себе с богом, милая! Работа, она лечит! А нитки маменька твоя в дорогу брала для вязания, вот и пригодятся. Пойдем ларец – то под полати поставим.
Прошло несколько лет. Танька пошла работать в порт учетчицей. В комсомол её приняли единогласно как хорошую работницу и активную участницу хора. Её красивый голос звучал звонко и весело:
«Наш паровоз вперёд летит, в коммуне остановка.
Иного нет у нас пути, в руках у нас винтовка!»
Да ещё: «Мы все из тех, кто наступал на белые отряды ..»
Теперь в её сундучке, сверху нескольких фотографий в газетке, лежали листки с песнями для хора и скопилось их уже немало. Их хор выступал на всех праздниках, и Танька частенько была запевалой.
А сундучок уже хранил в себе не только маменькино недовязанное кружево и Танины песни, но и её, Танины кружева, которые она долгими вечерами все эти годы вязала, повторяя каждый мамин завиток, подолгу рассматривая их. Особо удачные экземпляры, почти полностью повторившие маменькино кружево, Таня хранила. В память о мама.
Многие кружева разошлись на подзоры, накидушки5 и прошвы6 по соседям за плату, кто чем мог.
Федор Савич хвалил:
–Молодец девка! Верный кусок хлеба.
«Сестры» двоюродные вязали с ней наперегонки, но её узор им давался хуже.
На праздники пекли пироги. У Савишны пироги даже с «таком 7» были самыми вкусными и Танька была её первая помощница.
На шестнадцать лет Савишна подарила Татьянке ситчик на платье, да фотку маленькой девочки в платьице с кружевным воротником.
– Спрячь себя – то малюткой подальше, не бередить чтоб душу.
– Савишна, милая, значит не сожгла?
– Молчи ужо, придёт время, отдам остальные, коли бог на то будет согласный.
А пока тебе лучше не знать, где они.
На следущее седьмое ноября Татьяна с сестрами впервые пошли на танцы в свой же клуб речников, где все они пели в хоре.
Там на неё всё время заглядывался какой-то взрослый парень. Помощник капитана, все говорили почтительно.
Танька уже оформилась, несмотря на свои неполные семнадцать лет. Коса почти до колен и красивые зелёные с искрами глазами (вся в маменьку, говорила Савишна).
Парня звали Иван Сурловин. Он, как и Кожановы, был потомственный речник.
Увидев Татьяну, он уже не отходил от неё. На крыльце он схватил её за косу и сказал, что зашлет сватов. Таньке было смешно и интересно, неужели и вправду она так понравилась.
Ей парень показался симпатичным, хотя и взрослым. Да и Федор Савич сказал о нём, хороший он водник, потомственный.
Расписались они под Новый год. Танька переехала к Ивану в его комнату, которую ему выделили в порту.
Переезжала Татьяна налегке со своим старым сундучком, как её новая родня называла ларец. В сундучке лежали её новые подзоры, большая кипа песен, да на самом дне подарок секретный от Савишны. В узел из новой шали, подаренной Татьяне Федором Савичем, ей завернули две простыни