успокоить, никакие прежние проверки? Или я лезу не в свое дело?
– Да нет, отчего же, – задумчиво протянул Кацуба. – Вопрос, конечно, интересный. Более чем. Будем выяснять. Пока вы там с Васей будете изображать ихтиандров, мы тоже не намерены сидеть сложа руки на берегу. На суше тоже хватает несообразностей.
Мазур покосился в сторону машины:
– И как я понимаю, доверять нельзя никому?
– Это точно, – проследив его взгляд, кивнул Кацуба. – Не оттого, что я кого-то в чем-то подозреваю, а согласно классическим правилам игры. Житейский опыт меня давно научил: самое, пожалуй, скверное – когда загадочные странности начинаются в таком вот тихом, забытом богом и властями уголке. Поскольку в тихом омуте черти водятся. Одно запомни намертво: мы полностью автономны, никто, кроме Гоши Котельникова и его напарника, не в курсе. При любом контакте с любыми конторами молчать, как Зоя Космодемьянская, и держаться легенды.
– Слышал уже.
– Повторенье – мать ученья. И еще кое-что, о чем ты раньше не слышал. Сейчас мы в темпе обговорим план действий на случай строго определенной ситуации. И буде возникнет такая необходимость, ты этот план станешь претворять в жизнь со всем рвением, поскольку приказы не обсуждаются…
Глава третья
Поющие в клоповнике
Город возник неожиданно – машина обогнула очередной холм, буро-зеленый, невысокий, и впереди показались дома, грязно-серые блочные пятиэтажки перемежались с буро-розоватыми, тут же виднелись какие-то пакгаузы, и все здания были приподняты над землей, виднелись серые бетонные сваи. Ну конечно, вечная мерзлота… Тут все на сваях. А буро-розовые здания, несомненно, – продукт недолгого архитектурного бума тридцатых годов.
Океана они пока что не видели. Небо было блекловатое, цвета многократно стиранных джинсов.
– Ну и дыра, – грустно сказала Света, выражая, пожалуй, общее мнение.
Мазур вскоре определил, в чем главное отличие этого места от многих других, куда забрасывала судьба. Ничего деревянного – ни единого деревца, пусть даже чахлого, ни единого забора, повсюду лишь бетон, кирпич и железо. Машин, по сравнению с Шантарском, неправдоподобно мало, да и то в основном устаревшие марки.
Зато теплотрасс было в избытке, куда ни глянь, по обе стороны дороги тянулись толстенные белые трубы, кое-где уложенные в жестяные короба, там и сям выгнутые прямоугольными арками для удобства проезжающих и проходящих. На всем – откровенная печать унылой заброшенности, повсюду – облупившаяся штукатурка, выкрошившиеся бетонные плиты, груды разнообразнейшего мусора (кроме, понятно, деревянного), ржавые железные бочки, лысые автопокрышки, судя по размеру – от БелАЗов, завалы консервных банок…
Потом они узрели самого настоящего аборигена – не просто местного жителя, а представителя пресловутого коренного населения, неведомое количество веков обитавшего здесь до появления бледнолицых. Экзотики в нем не усматривалось ни на грош – просто косоглазенький,