в темницу, сени, мели.
От новых веяний дрожишь,
и вновь заборишь от веселий
унылой кельи бедный двор,
хранишь тюрьму и гроб постели,
боясь начать шаг, разговор,
лишаешь руки, дух полёта.
Вокруг всё пахнет и цветёт,
семья, труды, парады флота…
Сидишь? Так помни это вот -
смакуя высь ума и силу,
вопя на глупость, грязь и жир,
не надорвать бы кольца, жилы
в анальной злобе на весь мир.
Просветление
Забыть во мгновение ока
цветенья лугов на версту
и город с безумным потоком,
порочность его, красоту,
себя, боль, родившее чрево,
и дружьи, и вражьи ряды,
по ком был изрядно плачевен,
тех, кто веселил на лады,
пленявших, как явные ведьмы,
каштанность их взоров сырых;
полезных, бичующих, вредных,
в семейство зовущих, и злых,
планетные беды, заботы
и праздники, солнцесть лучей,
фронты и бывалые плоти,
увидев синь-серость очей…
Просвириной Маше
Машинопоток
Хаосом, вектором правил
чётко направленный путь
ленных, трусливых и бравых,
красочных, алчна чья суть.
С рыком, молчаньем несутся,
сонность отдав палачу,
что кофеиновой бутсой
в грудь бьёт. Подобен врачу.
Ток по белеющим трассам
прям из тестикул сырых
тёмно-гаражных, как масса
чуть приодетых и злых.
Хлещет по линиям, сеткам,
разницу генов несёт
дымный поток к яйцеклеткам
важно-неважных работ…
Сновидения
Сон – репетиция смерти
длинностью акта на два,
разный сюжет круговерти,
средь декораций шитва.
Драма, комедья, миракль
в кратком прочтеньи, пробег.
Гибель – иной же спектакль,
и протяжённостью в век.
Саван постельного ложа
и безмятежность глазниц
чем-то на гробность похожи
в чреве усопниц, темниц.
И при усталости сложной,
к сердцу приставив опал,
я, при именьи возможном,
века б три с лишним поспал…
Мистификация
Тоска и толкотня,
людская сыпь и муть.
Космичный миг огня
поджёг бумажный скрут…
Горчинка терпко вьёт
и клеит взгляды, слюнь.
Теряет разум счёт -
сегодня март, июнь?
Вдруг знаю всё о всём,
и даже божий план.
Все страны – это сон,
границ