а уже на ногах, Симон? – проворчал он.
Они неплохо ладили. Юноша совсем недавно вылечил Йозефа от чесотки, причем совершенно бесплатно. Потому что хорошо, когда в друзьях числится кто-нибудь из караула. Тогда при случае можно и после наступления темноты попасть в город через калитку в стене.
– Надо снова в Альтенштадт, – ответил Симон. – Больному требуется моя помощь.
– Опять этот кашель и жар? – спросил Йозеф. Он знал, что и в маленьком Альтенштадте многие заразились этой странной лихорадкой.
Симон коротко кивнул и поспешил через ворота. Никому не следовало знать, для чего он в действительности отправлялся в Альтенштадт. Стражник Йозеф посмотрел лекарю вслед и начертил на снегу пентаграмму.
– Храни нас бог, и лишь бы в Шонгау не разразилась чума! – прокричал он Симону. – Храни нас Бог!
Он вознес благодарность Деве Марии за то, что уберегся пока от этой заразы, и снова попытался уснуть с открытыми глазами.
Дорога извивалась и серпантином взбиралась в гору, и, несмотря на холод, Симон в скором времени почувствовал приятное тепло. По пути лекарь раздумывал, чего ради он в такую рань пустился в дорогу, чтобы разобраться в смерти человека, с которым его ничего не связывало. Лежать бы ему сейчас в кровати, после девяти встать и выпить чашку кофе, а потом сидеть у теплого потрескивающего очага и наблюдать, как за окном кружатся снежные хлопья. Но его лень, как это часто бывало, пересилило любопытство, внутреннее стремление докопаться до сути. Кроме того, причиной, конечно, была Бенедикта Коппмейер. С тех пор как он встретил ее вчера, она не выходила у него из головы. Быть может, таким образом он сможет сделать ей небольшое одолжение?
Симон направлялся в Альтенштадте к базилике Святого Михаила. Ее громадина возвышалась над теснившимися друг к другу домами и служила воспоминанием о тех временах, когда незначительная теперь деревня была важной торговой точкой на пути Клавдия-Августина, древней римской дороги. Возведенная из громадных каменных блоков, обнесенная стенами и с двумя высоченными башнями, базилика походила скорее на крепость, чем на церковь.
Симон поднялся по широкой лестнице к главному входу. На рельефе над двустворчатыми воротами развернулась жестокая битва. Вооруженный щитом и мечом, облаченный в шлем рыцарь сражался против дракона. Из драконьей пасти торчало тело второго воина. Симон покачал головой. В отличие от других он никогда не понимал безобразных кровавых изображений в церквях. Подобные произведения, вероятно, должны были напоминать людям об ужасах ада; Симону же они виделись лишь посланиями из давно минувших, исполненных суевериями времен.
Он вошел в церковь и устремил взгляд к алтарю. В нише над ним висело самое большое и самое красивое распятие во всем Пфаффенвинкеле. О «Великом Боге Альтенштадта» знали далеко за пределами деревни, и, глядя на него, даже рассудительный обычно лекарь не мог оставаться равнодушным. Громадный, вырезанный из лиственницы крест достигал не меньше трех шагов в высоту и ширину. По обе стороны от него стояли во весь