благополучно нашли себе мужей, а ей остались ее романы.
Проницательные глаза гостя продолжали пристально изучать ее.
– Объясните, почему женщине с вашей внешностью приходится нанимать мужчину для постели?
Такая откровенная дерзость оскорбила Аманду. И все же… было что-то неожиданно занимательное в перспективе разговора с мужчиной без обычных, навязываемых обществом ограничений.
– Во-первых, – язвительно заметила Аманда, – совершенно ни к чему льстить мне, изображая какой-то Еленой Троянской, когда всем нормальным людям ясно, что никакая я не красавица.
Этим она заслужила очередной непонятный взгляд.
– Вот тут вы ошибаетесь, – мягко ответил он.
Аманда решительно покачала головой.
– Очевидно, вы считаете меня дурочкой, которая легко проглотит любую лесть, или же у вас слишком низкие критерии. Так или иначе, сэр, это неправда.
Уголок его губ слегка дернулся в улыбке.
– Вижу, с вами трудно спорить. Вы всегда так безапелляционны в своих мнениях?
Она скупо ответила на его улыбку.
– К несчастью, да.
– Почему же быть категоричной – несчастье?
– Такое качество в мужчине достойно восхищения. В женщине же считается недостатком.
– Я так не думаю.
Он снова пригубил вина и, немного расслабившись, вытянул длинные ноги. Судя по виду, он приготовился к долгой беседе, и это Аманде не понравилось.
– Я не позволю вам уклониться от вопроса, Аманда. Объясните, почему вы наняли мужчину на вечер.
Его внимательный взгляд побуждал ее к откровенности.
Аманда стиснула хрупкую ножку бокала.
– Сегодня мой день рождения.
– Сегодня? – тихо рассмеялся Джек. – Поздравляю.
– Спасибо. А теперь, может, все же уйдете?
– О нет. Тем более что я ваш подарок. Составлю-ка я вам компанию. В такой знаменательный вечер не годится оставаться одной. Давайте угадаю… сегодня начался ваш тридцатый год жизни.
– Откуда вы знаете?
– Женщины всегда странно реагируют на собственное тридцатилетие. Я знал такую, которая задрапировала черным все зеркала, словно в доме кто-то умер.
– Она скорбела по ушедшей молодости, – коротко пояснила Аманда, сделав большой глоток и чувствуя, как потеплело в груди. – И страдала оттого, что отныне ее будут именовать особой средних лет.
– Но вы не особа средних лет. Наоборот, вы как раз созрели. Как оранжерейная красотка.
– Вздор, – буркнула она, раздраженная тем неоспоримым фактом, что его лесть, хоть и пустая, породила слабую волну удовольствия. Может, всему причиной было вино или сознание того, что после этого вечера они никогда не увидятся, но ей вдруг захотелось высказать все, что было на уме.
– Меня можно было назвать спелой десять лет назад. Теперь я просто высохла, а не пройдет еще десяти лет, как меня можно пускать на удобрение вместе с другими такими же неудачницами.
Джек,