неправда: нет, не будет, никогда уже не будет не только хорошо, а даже как было раньше. Теперь ее жизнь разделена страшной границей: до убийства и после, а самое страшное, что она никак не могла осмыслить, что убийца – это она. И ничего, абсолютно ничего изменить нельзя. Ей захотелось закричать, завыть от того ужаса, что она пережила, и она, конечно, знала, что дальше будет еще хуже, во сто крат, в тысячу, в миллион…
Вдруг плечи сжали стальные тиски и как-то сами собой, с нарастающей силой, из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, стала мотаться голова, и одновременно в этом генерализованном «судорожном припадке» приняли участие все ее тело, руки и ноги.
– Перестаньте меня трясти, – с трудом выдавила из себя Варвара, дробно стуча зубами.
– Посмотри мне в глаза и ответь, – произнес стальным голосом Ибрагим и еще раз, для острастки тряхнул ее за плечи, – ты в той ситуации могла поступить иначе? Я не спрашиваю, был ли у тебя выбор, и так знаю, что был. Ведь ты могла не спускаться в подвал, а подняться к себе домой и продолжать жить своей жизнью. И даже спустившись, пусть ради любопытства, ведь могла тихо повернуться и уйти, и никто бы не узнал. Если бы все вернуть назад! Что бы ты сделала?!! Ну, что ты молчишь?! Отвечай!
– Я бы его убила.
– Громче! – потребовал Ибрагим и еще раз, уже со злостью, сильно тряхнул ее за плечи.
– Во-первых, не орите, я не глухая. Во-вторых, перестаньте меня трясти, пока у меня что-нибудь не оторвалось. И в-третьих, у него со мной не было шансов выжить.
Ибрагим с такой силой прижал ее к своей груди, что у Варвары вся жизнь пролетела перед глазами – ну, не вся, но уж некоторые моменты точно.
– Ибрагим, отпусти сестру, а то она уже синеет, – произнес кто-то из братьев. Хватка сразу ослабла, потом ее еще раз чуть тряхнули, наверно, проверяя все ли осталось на нужных местах.
– Сейчас мои братья помогут тебе дойти до квартиры, я попозже зайду.
В знак согласия Варвара как-то странно дернула головой, можно подумать, у нее были другие варианты. Надо расслабиться и смириться с неизбежным… нет, не так, кто же это сказал: «Если ты ничего не можешь изменить, прими это достойно», но там, кажется, речь шла о смерти, а жить, как ни странно, очень хотелось.
– Сестра, – мужской голос вывел ее из прострации, – на каком этаже живешь?
– На шестом.
– А сколько весишь?
– Простите, что?
– Весишь сколько?
– Семьдесят, – тихо проговорила Варвара и еще тише добавила, – шесть.
Два крепыша, лет двадцати семи-тридцати, суровой кавказской внешности, в белых рубашках и черных тройках, были похожи, как близнецы. Сходство добавляли легкая щетина на смуглых лицах и одинаково уложенные волосы. «Похоронная команда», – мелькнула лихорадочная мысль и, испугавшись сама себя, тут же исчезла. Между тем «близнецы» как-то странно переглянулись. Варвара, перехватив их взгляд, тут же решила, что со своим весом она явно погорячилась, а между тем «братья» уже пришли к определенному решению. Один из них,