Она не знала ничего этого и оставалась в дремучем лесу наивной веры и любви к монстру.
Ночи и утра как не бывало. Время превратилось в сплошной поток чувств и удовольствия. Но пришел день, и он, боясь потерять штаны, окунулся в дела. Разыскал своих партнеров рекламного бизнеса и представил им свою звезду. Те пришли в восторг и потребовали немедленной пробы в натуральном виде. Катя закапризничала. Пришлось уговаривать. Она согласилась предстать, в чем мама родила, только в профиль и в его присутствии. Он заволновался, зная, что от нее потребуется гораздо больше, чем она предполагает.
– Поначалу красотки почти все комплексуют, – успокоил его режиссер, – две-три съемки, и все пойдет как по маслу.
К черту всякое масло. Вот возьмет, решится и смажет скипидаром одно место киношникам, тогда будут знать, как приручать к эротическим съемкам его возлюбленную. Но решимость из-за потери штанов на людном бульваре не приходила.
Да, Катя была безупречна. Корзинину показалось, что у режиссера и оператора вожделенно загорелись глазки. В нем полыхнула ревность. Он не мог ее не ревновать, хотя знал, что произойдет дальше, коль появившиеся решительные мысли тут же показались ему бредом сумасшедшего. Он ревновал и терзался до слезного приступа и бешенства. На себя и на обстоятельства. Он – мелкая сошка. Он это знал, она не знала. Она верила ему безоглядно, без всякого анализа, хотя собиралась стать юристом. Законность и вера в любовь – вещи несовместимые. Катя знает, были времена большевистской инквизиции, когда человек не должен был доверять даже любимому. Слава богу, они канули в Лету, теперь можно положиться на слово друга. Но она жестоко ошибалась.
К съемкам приступили в этот же день после пробы. Неутомимый режиссер работал с Катей до самого вечера. Измученная прикосновением к своему почти обнаженному телу загорелого черноволосого атлета, бесконечно вздрагивая и сжимаясь, вынуждая режиссера делать дуль за дублем, она разбитая и опустошенная вернулась в отель.
– Милый Вовчик, безобидные эротические картинки с одеванием купальников превращаются в имитацию секса. Я не смогу продолжать съемки, – взмолилась она, – режиссер сказал, что завтра будут более откровенные положения и имитации. Я сгораю от стыда, я не могу выставлять на испытание нашу любовь. Откажись от съемок!
– Это невозможно, я подписал контракты с твоего согласия. С нас сдерут неустойку, как шкуру с живого человека.
– Я не думала, что все будет так откровенно. Ты обещал мне приличные композиции съемок. Этот атлет со своими телесами приводит меня в ужас. Я закрываю глаза, холодею, я упаду в обморок, пожалей меня и нашу любовь, она не выдержит такого испытания!
Катя стояла перед ним, обаятельная в своей женской беспомощности, прекрасная в гневе и мольбе, с надеждой и верой в его благоразумие и силу.
Но Корзинин беспомощно развел руками. Он знал, что испытания закончатся для нее поражением.
– Неужели ты не ревнуешь? Как после всего этого бесстыдства