были построены в Генуе, Пизе и Венеции. Большинство из них было сделано на заказ для похода и оплачено Людовиком, но были и наемные суда и даже частные, как то, на котором предстояло плыть нам. Даже издалека до нас доносился шум человеческих голосов: корабли один за другим заполнялись провизией, и некоторые уже выходили из порта, чтобы встать невдалеке на рейде и не мешать остальным кораблям передвигаться по бухте. До нашего отплытия оставался один день, когда, по воле судьбы, в нашей компании появился еще один персонаж, который очень скоро стал всеобщим любимцем.
Когда мы с Катей, отцом Джакомо и Николеттой гуляли по пляжу, то услышали жалобный плач, который привлек наше внимание. Было непонятно, кому принадлежит голос: зверю, птице или младенцу, но крики были такими жалостливыми, что мы бросились искать их источник.
На берегу среди высоких зарослей тростника стояла одинокая жалкая маслина – именно к ней привел нас плач. Едва мы подошли, Катя вскрикнула, показав на отвратительную картину: в песке и пыли, среди примятой травы, валялись растерзанные кошка и котенок. На них, должно быть, напала дикая собака или еще какой-нибудь голодный хищник и напала довольно давно – вокруг трупов тучами вились мухи и пахло падалью. Но крики, раздававшиеся с дерева, не прекращались. Подойдя ближе, сквозь редкую листву мы заметили маленького котенка, который жалобно плакал.
Один из слуг, что охранял нас, по моей просьбе снял малыша с дерева. Пушистый комочек опустился на мою ладонь и прижался к ней. Он был совсем маленьким, кремового цвета, с темно-коричневыми ушками, его глазки открылись совсем недавно, ходил он еще покачиваясь, а коготочки у него были совсем мелкие.
Картина происшедшего была ясна: мать, видимо, перетащила его сюда, спасая от опасности, и пошла за вторым котенком, но, возвращаясь, не успела вскочить на дерево… Сколько просидел здесь этот малыш, сказать было трудно, и мы поспешили напоить его козьим молоком, оставшимся с завтрака. Малыши всегда восхищают: с ними хочется играть, общаться, их полюбить проще, чем взрослых. Поэтому он сразу всем понравился, и я захотела его оставить. Сразу же встала проблема имени.
– Назовите его Артуром, – предложил Вадик. – Получится, что он с нами путешествует!
– Что за чушь! Надо какое-нибудь другое имя, – сказала я, гладя котенка по голове.
– Тогда Вигенциторикс! – выпалил Вадик.
– Не паясничай! – Катя взяла у меня из рук котенка и погладила его. – Он вовсе не хотел тебя обидеть, малыш! Плохой дядя!
– Логарифм! – напрягшись, выпалил Вадик.
– Да ты что! – я пришла в ужас. – Никогда не любила математику, а ты хочешь обозвать логарифмом это красивое создание.
– Точно! – озарило Катю. – Мы ж лингвисты, так давайте его назовем каким-нибудь термином! Прикольно будет!
И тут, напрягая память, мы начали разбирать самые страшные слова из нашей непростой студенческой жизни.
– Неологизм! Вульгаризм!