Угощайся, на здоровье! – как-то вдруг неожиданно, даже для себя, предложил Влад.
– Вот спасибочки! – мужик тут же полез в пакет и извлек из него оставшиеся полбуханки ржаного. – Я хлебушком еще угощусь. Уж больно он у вас вкусный и свежий. Люблю, грешным делом…
Он вновь приспособил прутик и стал поджаривать большой кусок хлеба в пламени костра.
– А насчет телеги – ты не обижайся. Не разбираюсь я в этих современных штуках. Тут, анадысь, лет с двадцать назад, тоже по весне, мужички на куда большей телеге пожаловали. И колес больше и сверху железная крюка приделана. Это, значит, чтобы деревья из земли выдергивать. Так и они здеся увязли. А после, как выбрались, свернули ни туда и сгинули напрочь.
– То есть как – сгинули?
– А так! На болото они вперлись, сдуру. Их Болотник и прибрал к рукам. Вместе с этой их… машиной.
– И что, так и не нашли? – удивился Влад.
– А как найдешь? Болотник – тот еще жучара! К нему что попадет – во век не вернется. Да и дна у болота нет. Сколько угодно туда таких телег впихнуть можно. Все примет пучина зловонная.
Митрич поднес хлеб к лицу, понюхал, удовлетворенно хмыкнул и принялся есть. Аккуратно, стараясь не обронить ни крошки.
– Да и поделом им, сволочам этим. Они же лес собирались рубить. Они эти,.. как их?.. Браконьеры были!
Вместе с пеньком Митрич отодвинулся подальше от костра и Влад вдруг увидел, что его ночной собеседник как-то странно, словно по-детски боится огня. И если бы не желание жарить хлеб, то он так бы и держался от него подальше.
"Хотя, чему тут удивляться. Что для леса самое страшное? Конечно пожар." – сделал для себя вывод Влад.
– А волки в твоем лесу водятся? – вдруг решил узнать он.
– Нет. Извели всех давно,– в голосе Митрича появилась горечь. – Есть медведи, кабаны, сохатый. Даже рысей семья. За дальней дубравой, возле Схрон-горы они поселились. Скрытные, заразы. По первому времени даже от меня прятались.
– А мне показалось – я волчий вой слышал.
– Это я шутковал, – рассмеялся Митрич. – Решил пужануть вас слегка. Жаль не вышло как хотелось.
– Почему не вышло? Товарищ мой в машине вон закрылся.
– А за волками я недосмотрел, – голос Митрича вновь стал серьезен, с заметными нотками грусти. – Болел я тогда сильно… Лето жарким было. И сухим очень… Горело много где… А волки – гордые и глупые в этой своей гордости. Поранили сильно матку у них пастухи, вот они и стали мстить. Вырезали скота много. Не для еды… В отместку, стало быть…
Митрич помолчал с минуту, потом спросил.
– Так куда вы с приятелем направлялись на ночь глядя?
– В Нижнюю Ольховку. Мне казалось эта дорога только туда ведет?
– Дорога много куда ведет. А деревня эта, куда вы путь держали, плохая. Не надо вам туда, – вдруг сказал Митрич. – Телегу твою я вытащить помогу. Дорогу короткую укажу – езжайте себе с миром!
– Никак нельзя, Митрич, – вздохнул Влад.
Эх! Как бы он и сам был рад плюнуть на все и вернуться домой, в родной город, к нормальной