взглянул в лицо с полузакрытыми глазами. Но не только лицо, глаза, но и все вокруг, включая этот непонятный перепутанный кабель, показалось мне совершенно невероятным, стопроцентным дежа вю. Или точнее, на сто процентов старую фотографию, которую видел столько раз раньше.
When I arrived the body was lying on two office tables drown together. Over the body, from the head with ruffled blond hair to the naked pale feet, was dangling a thick electric cable. I recognized this man just glancing at his pale face with half-closed eyes. But not just his face or eyes, but everything here, including this twisted cable, seemed to me an absolutely improbable, a hundred percent déjà vu. Or more precisely, like a hundred-year-old photograph that I’ve seen so many times before.
Следственная бригада только что до меня уехала, и теперь тут оставались только свои. Когда я приехал и попытался войти с лестничной площадки в это помещение, дорогу мне сразу преградили два дюжих молодца. Это не были профессиональные охранники. На левых рукавах у них были красные повязки. Оба походили на добровольцев-дружинников еще советского образца. Приняв меня, наверное, за рядового члена их партии, старший из них заявил мне, что «никто из цэ-ка партии» сегодня не принимает, и чтобы я позвонил завтра. От так и сказал: «цэ-ка», само собой было – коммунистической. Для меня, выросшего при советской власти, когда в стране была только одна эта партия, и не могло быть никакой другой, это сокращение подействовало как электричество. Забавно было только, что их Центральный Комитет принимал своих членов теперь так запросто, в этом простецком офисе средней руки. Времена действительно изменились.
Police investigators just left this place before I came here, and in this ordinary city apartment stayed only employees or, more to the point, this party’s head members. When I entered this apartment from the staircase two huge young men at once blocked my way. But they were not professional guards – I can easily spot those. These looked like old Soviet style volunteers of militia, druzhinniki, they even had red bands on their sleeves. One of them, apparently taking me for minor party member coming for some routine, declared resolutely but softly that “no reception today by Ts-Ka”, and I should better call by phone tomorrow. Ts-Ka was for Central Committee of Communist Party, and that was obvious for everybody coming here. I was born and raised under very hard Communist regime in this country where only one party was legal for seventy years, that’s why this softly spoken Ts-Ka had effect of electricity on me. The only thing that still ringed funny for me, this once mighty and inaccessible party organ now inhabited such a shabby place and received members and guests so simply. Times have changed, indeed.
Короче, я им сказал, что меня срочно вызвал Фомин, тогда один дружинник метнулся за дверь, а обратно они появились вдвоем. Вторым был крепкий мужчина, под пятьдесят, коротко стриженый, в хорошем темном костюме и при галстуке. Молча, со скорбным лицом, как на похоронах, он крепко пожал мне руку и жестом пригласил следовать за собой.
In short, I told these two that somebody named Fomin asked me to come here immediately, and then one of them dashed back into the rooms, and in a half a minute returned with middle-aged slender man. The man had a short haircut, dressed in a dark expensive suit and white shirt with a tie. Silently and grimly as it’s suitable only at funeral, he shook my hand and with a jest invited to follow him.
Офис был самый обыкновенный, но просторный, на столах ворохи бумаг и не очень новая оргтехника. Но здесь не было сейчас ни души, стояла полная тишина, какая бывает в квартирах, где лежит покойник. Но за следующей дверью обстановка вдруг резко изменилась. Как будто я попал сразу на тридцать лет назад. Передо мной стоял на постаменте гипсовый бюст Ленина метровой высоты. Ленина Владимира Ильича, основателя этой партии, священной для коммунистов личности. На стене за бюстом были растянуты два знамени. На их тяжелой темно-красной материи тоже блестели золотые профили великого Ленина.
We walked through the room that served as an office; it was quite large, with heaps of papers and rather old office equipment on the tables. It was empty and quiet as it happens in the places with a dead body lying somewhere. But next room was all different. It seemed as if in a moment I traveled thirty years back to glorious days of Communist Russian Empire. There stood huge, three yards high plaster bust of founder of that Empire Vladimir Lenin, sacred person for Communists of the whole world. On the wall behind it were gloriously spread two large flags, with golden profiles of this Communist saint glittering on its heavy dark-blood colored velvet.
Тридцать лет назад такие гипсовые бюсты великого вождя стояли во всех учреждениях. Все учреждения были советскими, и во всех они стояли. В известные памятные дни бюст вождя убирался цветами, перед ним произносились горячие речи, давались клятвы. Это были официальные учрежденческие святилища. В школах