Лиза.
– Ага, похужала, возмудела, – отшутилась я. – Как вы без меня? – Я радостно поцеловала ее в морщинистую щеку.
– Как погода, – улыбнулась тетя Лиза, – переменная облачность с прояснениями, иногда дожди…
– Похудели вы немножечко, – заметила я.
– Это ничего, всё к лучшему. Возраст, Яночка: меньше сил, но легче ноша…
– А я только что пирожные купила, ваши любимые, с миндалем, – лукаво сообщила я.
– Опять на старуху деньги тратишь, – ласково укорила тетя Лиза. – Ладно, ладно, не оправдывайся. Ты иди, разгружай авоськи, а потом ко мне, я по такому случаю кофеек затею.
– Чудесный у вас кофе, тетя Лиза, только нежелательно бы вам… – Я ничуть не преувеличила, кофе она варит фантастически, по какому-то своему особому рецепту.
– Знаю, знаю, – беззаботно отмахнулась тетя Лиза, – а ты вот хоть и доктор, а до сих пор не понимаешь, что ежели нельзя, но очень хочется, то немножко можно. Слыхала про такое?
– Ага, слышала, Жванецкий написал.
– Ага, ничего подобного, – весело передразнила тетя Лиза, – эту хохмочку задолго до всяческих жлобецких сочинили. И даже не в Одессе…
Спорить с тетей Лизой – дело безнадежное. Эта сухонькая семидесятипятилетняя старушка на диво энергична, остра на язычок, а ее ясной голове могли бы позавидовать люди на три десятилетия моложе. Держится она подчеркнуто неброско. В средствах соседка не слишком стеснена – пенсия, которую Елизавета Федоровна получает как блокадница и ветеран войны, вдвое больше, чем моя зарплата. При этом на себя она ничего практически не тратит. Сколько ее знаю, в межсезонье, например, тетя Лиза носит одно и то же старое невзрачное пальто. Дело тут не только в бережливости, присущей старикам, но и в застарелой, въевшейся с годами привычке к неприметности.
А может быть, и в том, что пару лет назад у нее оттяпали значительную часть желудка, назвав причину «злокачественной язвой». Не надо ни эрудиции, ни особого ума, чтобы догадаться, что данным эвфемизмом мои коллеги обозвали рак. Для рецидива было рановато, но на фоне худобы легонькая желтизна на скулах мне как-то не понравилась…
Житейские перипетии тетя Лиза воспринимает с пристальной отстраненностью искусствоведа, каковым на самом деле и является. Стены ее огромной затененной комнаты заняты стеллажами с книгами и полотнами западноевропейских живописцев. Копиями, разумеется, откуда бы у скромного музейного работника, званиями и чинами не увенчанного, взялись оригиналы. Но имитации и копии очень хороши, кое в чем она меня научила разбираться, Рубенса с Ренессансом я не перепутаю. Я даже знаю, что изящный столик с изогнутыми ножками, сервированный тетей Лизой под кофейный ритуал, восходит к стилю «буль». Был такой английский мастер – кажется, во времена Наполеона. То есть Наполеон-то в те незапамятные времена пребывал во Франции, а вот кто помимо этого доисторического Буля подвизался в Англии – я в упор не помню.
В литературе я ориентируюсь чуть лучше, чем в искусстве. Собственной