1989 году семье профессора Рубиняна была выделена квартира, Рафаэл Петросович спросил свою жену, хотя на тот момент они уже были в разводе, на каком этаже она хотела бы иметь квартиру.
– На втором, – ответила она, и сразу же стала пояснять. – На первом опасно. Преступность всё-таки какая-никакая, воры-домушники. От них окна нужно защищать. А я не люблю решётки на окнах. Это какое-то ограничение свободы. Более высокий этаж ставит тебя в зависимость от лифта, если он предусмотрен в доме. А в нашем случае, как я понимаю, лифт есть. Поэтому второй этаж— то что надо.
Рафаэл Петросович обставил квартиру для бывшей супруги, а сам переехал в другую квартиру, кстати, в том же районе. Свою прежнюю на проспекте Комитаса они сдавали.
Марк открыл своим ключом дверь. Вошёл в коридор, поставил сумки с продуктами на пол, и не разуваясь прошёл в комнату.
– Ма? Я пришёл, – он положил на журнальный столик инсулин и шприцы. Мать сидела в кресле и вязала. Отрешённо куда-то смотрела, но не на Марка. Только когда он вышел из комнаты со словами, «вымою руки и вернусь», она как бы проснулась ото сна.
– Марик, – сказала она тихим голосом, – ты пришёл…
– Да, ма, я пришёл, – крикнул из ванной комнаты Марк, который долго и тщательно смывал с себя летнюю пыль этого любимого им города. Он смывал её с лица, с затылка, с рук. А она как зараза не хотела отлипать.
– Я приготовила окрошку, ты любишь. Налей себе, там в холодильнике стоит.
– Спасибо, с удовольствием выпью[1], я так горю весь изнутри.
– Влюбился, – ехидно прокомментировала мать.
– Я? Не, и не скоро это произойдёт.
– Сынок, посмотри на меня и не повторяй моей ошибки. Один развод не должен испортить твою жизнь. Женись, или хотя бы просто будь с тем, кто тебе дорог. Ты перестал улыбаться, а человек улыбается, когда на сердце спокойно.
– Ма, мне и так спокойно. А твою жизнь испортил не развод, не папа, а твой скверный характер, который, кстати, я унаследовал. Но я не хочу портить кому-то жизнь, поэтому я бываю с тем человеком, с которым хочу быть так долго, насколько это возможно. Я проживаю свою жизнь так, как её ощущаю. Проживаю не ради кого-то, не вопреки кому-то, не иду ни с кем на компромиссы. Это моя жизнь, и я не хочу жалеть потом о том, что терпел то, что мне не нравилось.
– Опять ты за своё, ты меня постоянно заваливаешь своими умными фразами, а проявить мудрость и попытаться понять меня не хочешь.
– Нет, ма, это ты меня понять не хочешь. Спасибо за окрошку. Я пошёл. Мне надо выспаться, с утра опять на объект, расписывать стены.
– К отцу зайдёшь?
– Нет, нет времени, в следующий раз.
– Ты каждый раз так говоришь.
– Пока, позвони, если что-то нужно будет.
– Бабушка твоя звонила. Что она от меня хочет? Я взрослая женщина, а до сих пор учит меня жить, представляешь?
– Ма, ты только что сама снова пыталась учить меня жизни, меня, своего взрослого сына. Пока. Я побежал.
Он захлопнул