улыбки, сказала:
– Ну, это совсем другое дело. Теперь я почти поверила вам. Давайте продолжим? А, скажем, как вы относитесь к подолу моего платья? – и она, взяв в руку складку юбки, стала водить рукой вправо и влево так, что край ткани описал несколько восьмёрок. Под платьем замелькал подъюбник, маня своей белизной и словно символизируя женскую невинность.
– Я всё время мечтал прикоснуться к нему, – пересохшими губами с пафосом в голосе произнёс студент и опять, семеня на коленях, приблизился, подобрал край платья и, закрыв глаза, забвенно поцеловал его.
– Так-то каждый может, – не унималась Капитолина. – В чём прелесть целовать одежды? А вот щиколотку мою наверняка не посмеете?
И она, потянув вверх ту же складку, обнажила на четверть голень. Студент не верил своим глазам. Ему посчастливилось увидеть святая святых, скрытое от алчущих взоров, недоступное, запретное, то, что дозволено видеть только очень близким, родным людям. Его переполняли радость, что вот так просто он одерживает победу за победой, и восторг от приближающегося чего-то желанного, упоительного. А вместе с этим он приходил в недоумение, что это происходит с ним – бедным молодым студентом – и с ней – его наставницей, – уже довольно немолодой, но казавшейся в этот миг самой привлекательной женщиной на земле. Несмотря на все противоречия, воздух влечения был намного пленительнее всех благоразумий и толкал его в пучину отрешения и сладострастия. Как заворожённый, он подался вперёд, предвкушая сладкий миг прикосновения и чувство, которое поглотит его в момент поцелуя, и уже было стал прикрывать глаза, чтобы ещё ярче ощутить на своих губах нежную кожу женской ножки, как вдруг, словно очнувшись, широко раскрыл глаза и выпрямился, выражая всем лицом беспокойство.
– А дверь? Дверь закрыта? – почему-то шёпотом спросил он.
– Что вам до двери? – удивилась она.
– Нет! Я не могу скомпрометировать вас! Вдруг кто-то войдёт, – и он, вскочив на ноги, бросился к двери. Капитолина сморщила расстроенное лицо, но тут же образумилась и достаточно громко крикнула: – Да нет там никого! Оставьте это! – и уже тише, но со страстью в голосе добавила – Идите же сюда!
Но Антип был уже у двери и хотел было закрыть её ключом, как вдруг ему показалось за нею какое-то движение. Он сначала припал ухом к полотну, а потом, через секунду-другую, резко приоткрыл её на четверть локтя. В метре от двери стояли, согнувшись и чуть боком (как будто хотели что-то расслышать), родители Капитолины. Они поспешно выпрямились, заулыбались, а Авдей Ипатьевич живёхонько спрятал за спину икону. Сделал он это с таким проворством, что даже молодой зоркий глаз юноши не успел отметить сего значительного для развивавшейся ситуации факта.
– Антип Григорич! Не желаете ли чаю откушать? – тут же нашлась Фёкла Матвеевна, а Авдей Ипатьевич, растерявшись, таращил глаза, и спроси его сейчас же о том, что он здесь делает, так в ту же минуту и рассказал бы всё откровенно, мол, благословлять вас с Капитолинушкою пришли и ждём её сигнала.