о причинах увольнения Серикова у градоначальника, сразу станет понятно, кто этому увольнению способствовал. А может это один из полицмейстеров?! А может, он самому Клейгельсу дорогу перешёл! – коллежский секретарь ужаснулся собственным мыслям. – Да нет, слишком мелка сошка. Но я, пожалуй, поостерегусь, спрашивать пока никого не буду, сам постараюсь узнать. Итак, покойник отправил шантажируемому как минимум две записки, причём в первой личность свою не раскрывал. Однако шантажируемый установил её довольно быстро, о чём свидетельствует упоминание о его прыти и прозорливости. Как он это мог сделать? Очевидно, что жертва шантажа по каким-то изложенным в первом письме приметам, сделала вывод о том, что денег у неё просит брат-полицейский. Как же найти этого брата? Первое, что приходит на ум – сличить почерк в записке с почерками, которыми заполнено множество ежедневно составляемых полицейскими бумаг. А где можно поискать образцы почерка полицейского? Первым делом, конечно в участке. Но очевидно, что Сериков своего пристава не шантажировал – не совсем же он дурак. Тогда, где ещё? Выходит – в Градоначальстве». Туда-то на следующий день после колдовства над бумагами околоточного Кунцевич и отправился.
Канцелярия помещалась в доме градоначальства, на Гороховой, в двух шагах от квартиры Мечислава Николаевича, поэтому коллежский секретарь пришёл туда к самому началу присутствия. После непродолжительных бесед с несколькими чиновниками, сыщик понял, что образцы почерков проще всего изучать по прошениям об увольнении в отпуск – эти бумаги хранились в отдельных, за каждый год папках, в Общем делопроизводстве.
Старший помощник делопроизводителя титулярный советник Лаевский выслушав вопрос Кунцевича, покачал головой:
– Нет-с, не было такого, чтобы кто-нибудь посторонний эти бумаги ворошил. Кому они кроме нас нужны? Сказать честно, они и нам без всякой надобности, место только попусту занимают.
Писец Осипчук, в чьём непосредственном ведении находилась переписка по отпускам, целиком и полностью разделил мнение начальства, и похихикал неостроумной шутке его благородия. Однако бегающие глазки и не находящие себе места руки писца давали сыщику все основания усомниться в его искренности.
Придя на Офицерскую, Кунцевич доложил о результатах своих изысканий начальству. Выслушав подчинённого, Филиппов велел коллежскому секретарю облачиться в мундир и сопровождать его к его превосходительству господину градоначальнику.
Узнав обстоятельства дела, генерал-лейтенант Клейгельс велел позвать к себе Лаевского и Осипчука. Когда делопроизводитель и писец явились, градоначальник, не повышая голоса сказал:
– Господа, извольте сейчас же правдиво рассказать господину начальнику сыскной полиции всё, что он у вас спросит. В противном случае, я своей властью вышлю вас из столицы. В двадцать четыре часа, господа! Вы конечно можете жаловаться, но я со своей стороны сделаю всё возможное, чтобы ваши жалобы остались без последствий. А возможности мои вам известны. Более никого не задерживаю.
В