даже несмотря на его возраст. Его преследовали приступы головокружения – вероятно, симптом эпилепсии: он иногда страдал припадками.[40] Цезарь лысел. Пятнадцатилетняя война изрезала его лицо морщинами, щеки впали. И всё же это по-прежнему был хитроумный и опасный человек. Современник писал о нем как о воплощении одаренности, выдающегося ума, исключительной памяти, образованности, а также настойчивости, коварства и упорства в достижении целей.[41]
Но Брут был не из пугливых. В свои сорок он был во цвете лет: горделивый, талантливый в разных областях, всегда спокойный, изысканный и, возможно, слегка тщеславный. Во всяком случае, он держался настоящим командиром.[42] Портреты Брута (профиль на монете и мраморный бюст) изображают умного и волевого человека с классическими чертами лица. То был мужчина решительный, энергичный и повидавший жизнь. Характерные черты внешности: густые кудрявые волосы, темные брови, глубоко посаженные глаза, прямой нос, полные губы, выдающийся подбородок и мускулистая шея. При виде Цезаря по его спине, возможно, и пробежал холодок: ведь в отличие от Антония, Децима или Октавиана Брут когда-то ходил в недругах диктатора. Брут был примером политики милосердия Цезаря: тот прощал своих противников, а иногда даже одаривал их государственными должностями.
Доверив Бруту Италийскую Галлию, диктатор показал человеку свое доверие. Во время гражданской войны в 49 г. именно отсюда Цезарь отправился в поход на Рим. Галлия была провинцией стратегического значения, и в распоряжение наместника предоставлялись два легиона. На эту должность не должен был попасть чересчур амбициозный, некомпетентный или жестокий человек. Цезарь лично проконтролировал, чтобы местные жители получили римское гражданство и таким образом уравнялись в правах с остальными италийцами, а потому они охотно поддерживали диктатора, но требовали хорошего к себе отношения и в дальнейшем. В общем, здесь требовался способный, но не слишком суровый администратор. И Брут казался прекрасным кандидатом на это место.
В отличие от Антония, Децима или самого Цезаря Брут не был военачальником. Он предпочитал мирную жизнь в соответствии с римскими конституционными нормами. В Риме не имелось записанной конституции: было принято следовать определенным методам управления государством. Для людей, подобных Бруту, римские политические принципы значили очень много, но крайне мало – для тех, кто не попадал в узкий круг привилегированных граждан. Брут был философом, но притом – представителем высшего света. Он верил в Республику, в свободу, в приятные одолжения друзьям, в продвижение по карьерной лестнице. Цезарь умел договариваться с такими людьми. И Брут оказался замечательным наместником – тем редким римлянином, который не грабил бы местное население. Жители провинции даже установили его статую в Медиолане.[43]
Впрочем, Брут, по всей вероятности, не был в восторге от этого назначения. Исполняя должность квестора в Киликии (Южная Турция) в 53 г., он преспокойно набивал кошелек, вымогая деньги у населения; в Италийской