обезумела от бесконечных хворей драгоценного младенца. Поэтому, когда из пансиона пришла весть, что племянник профессора Соболева заболел, она не сильно обеспокоилась, полагая, что Лавр мальчик уже большой и скоро поправится. Однако Лавр расхворался не на шутку, его поместили в лазарет, где он больше страдал от одиночества и чувства заброшенности, чем от телесного недомогания. Викентий Илларионович навестил племянника и пришел в ужас от его вида. Профессор вернулся домой удрученным и принялся говорить с женой:
– Нынче, дорогая, я навестил Лаврушу. Знаешь, я очень тревожусь о нем. Он совсем, совсем плох. Доктор говорит, что при таком течении болезни для юношеского организма важны сочувствие и уход, чтобы родная душа была рядом и придавала ему силы. Признаться, мне стало совестно, что я совсем забросил его. Я подозреваю, что он и заболел-то от одиночества. Ведь он такой чувствительный мальчик! И вот что я подумал – я заберу его домой, и мы быстро поставим его на ноги. Никакая сиделка не заменит любви и тепла близких людей!
Соболев произнес все решительным тоном, он и не предполагал обсуждения с женой, считая ситуацию очевидной. Поэтому он страшно удивился, когда вместо ее ответа послышалось сначала сдавленное всхлипывание, а потом и вовсе рыдания. Серафима, сидевшая на диване с рукодельем, уткнулась в него лицом и плакала навзрыд.
– Боже милостивый, это еще что такое? – изумился супруг.
Сквозь слезы, глотая слова и мешая их с обидой, она попыталась рассказать ему, как она устала, как изнемогает в детской в бесконечных хлопотах и тревогах за Петю, который все хворает и хворает. Его плач, его понос, его судороги, его воспаленная кожа – все это повергает ее в отчаяние. Она не спит ночами и не может ничего делать, ни о чем думать, только о сыне. Разве он, отец, не замечает этого, не разделяет ее тревоги? И вот теперь, именно теперь в доме появится еще один больной мальчик, который тоже требует ухода и любви. Неужто у него нет матери, которая могла бы за ним присмотреть?
Викентий Илларионович задумался. И впрямь, он совсем забыл о сестре. Пожалуй, можно ее позвать и разрешить некоторое время побыть в его доме, пока племянник не поправится. Он решительно тряхнул головой и улыбнулся жене:
– Умница моя! Ты дала мне замечательный совет.
Прошло совсем немного времени, и в квартире раздался нетерпеливый звонок. Горничная поспешила открыть и позвала барыню. Серафима Львовна вышла в прихожую и замерла. У дверей стояла высокая худая женщина, по-деревенски замотанная в платок, с резкими чертами лица, которые казались смутно знакомыми.
Василиса Коггищева, золовка, догадалась Серафима. В душе повисло тревожное, неприятное чувство.
Глава 8
Лавр уже направился к дверям, но столкнулся там с камердинером дяди:
– Пожалуйте, Лавр Артемиевич, к барину, да поспешите. Просит!
Лавр поспешил. Когда он вошел к дяде, тетушки там уже не было, но ее недавнее присутствие угадывалось по витающему