семейную грозу, подхватила захныкавшего Петю и бросилась вон. Супруги остались одни. Серафима проводила сына взглядом.
– Вы меня искали? – искреннее подивилась жена. – А зачем я вам? Неужели вы заметили, что меня нет? Тогда, быть может, вы взяли себе за труд подумать, отчего меня нет, может быть, мне плохо, тягостно жить с вами и вашей гадкою сестрой? – Ее голос зазвучал звонко, высоко. У Соболева поползли мурашки по спине. Он никогда не слышал такого голоса жены и вовсе не предполагал, что она осмелится говорить ему подобное.
– Серна! – Он сделал к ней навстречу маленький, робкий шаг. – Увы, я действительно не предполагал, что тебе так плохо со мной. Мне казалось, что я правильно поступаю по отношению к тебе, но я ошибался. Прости меня! – вырвалось из него затаенная боль. – Прости, Христа ради! Я действительно был слепым и глухим болваном. Прости!
Он хотел взять ее за руки, но она не далась и отступила назад, убрав руки за спину, точно он собирался насильно втащить ее обратно в семейную жизнь.
– Но почему? – спросил муж упавшим голосом. Ведь он сделал над собой чудовищные усилия, признал свое поражение, попросил прощения!
– Вы не любите меня, – едва прошептала Серафима. – Вы любите себя рядом со мной, но не меня.
Соболев стоял как громом пораженный. И это ее он пытался учить уму-разуму, в то время как она сама способна преподать ему урок!
– Милая моя, бесценная! Не гони меня прочь из своей жизни. Позволь мне любить тебя! Я очень, очень люблю тебя. Да только не умею это сказать и выразить. Да, да! И не смотри на меня с удивлением. Что толку, что я профессор и учу молодежь. Книжные премудрости – это иное знание. Душа моя, поверь, я не лгу, не рисуюсь перед тобой. Я и вправду как в скорлупке и не могу ее расколоть. Хочу любить и не умею! Господи, да поверь же мне!
Она стояла совершенно оторопелая от его признания. Соболев воспользовался ее замешательством и, широко шагнув, поймал в объятия. Так они застыли, прислушиваясь друг к другу.
Луша, наскоро похватав одежду Пети, накрутила на него все, что было под рукой. И теперь они все ходили по монастырскому двору, поглядывая на дверь гостиницы, скоро ли папаша соизволят выйти. А тот все не шел. Мальчик замерз, его нос и щечки покраснели от мороза. Да и сама Луша уже хотела в тепло, да поскорей горячего чаю выпить. А барин все не шел. Воротиться без разрешения девушка боялась. Что ж, хоть и стояли нынче заутреню, придется снова пойти в храм, авось там потеплее от печки, да от свечей, да света Божьего и Божественной любви.
Глава 13
Изгнание из рая было стремительным. Василиса получила телеграмму от брата и уставилась на нее в тоскливом недоумении. Но как она ее ни крутила, ни читала так и эдак, смысл выходил один: убираться восвояси и поскорее. Мысль о возвращении к опостылевшему супругу в провинциальную глушь навалилась на Василису как могильная плита. А ведь близится Рождество, а там и Новый год. У Лавра завтра каникулы начинаются, на улицах иллюминации и