объяснить, что лезвие прошло в сантиметре от правой почки, чуть ниже печени, не задело при третьем ударе желчный пузырь? Мягкие ткани пострадали при незначительной кровопотере. Ей было, конечно же, очень больно, она лишилась сознания, и это было как раз неплохо, даже хорошо. Но она точно родилась в рубашке.
Через час все было закончено. Он зашил раны, проверил еще раз пульс и давление. Аппараты фиксировали норму. Устинов выключил свет в операционной, собрал все ее вещи и вышел в коридор.
Одежда старая, размер явно не ее. Обуви нет, ноги босы, но не похоже, чтобы она долго бродила по грязной земле. Он обшарил все ее карманы – ничего: ни документов, ни клочка бумаги, ни даже чека магазинного. Кто она и откуда, оставалось только догадываться. Он взял в руки старое одеяло, повертел его так и сяк – ну, одеяло как одеяло. Старое, ветхое, без единой бирки.
– Кто же ты? – спросил Устинов, возвращаясь в операционную, где молодая женщина спала. – И что мне с тобой делать?
Первым его порывом было спасти. Вторым – позвонить в полицию. Ножевые ранения, пусть и пустяковые. Он обязан позвонить. Но…
От одежды женщины, от ее волос странно пахло дымом. А что, если она выбиралась откуда-нибудь и неосторожно наткнулась на что-то острое? На вилы, к примеру? Или попала в аварию, машина загорелась, она начала из нее вылезать и…
Так, стоп! Устинов сокрушенно покачал головой. Предположений много, истина одна. Ранения она могла получить где угодно, но кто-то ее сюда привез, на порог медпункта положил и заботливо одеяльцем прикрыл. Почему не обнаружил себя этот человек? Боялся благодарности или ответственности за то, что совершил? Может, этот спаситель и был виновником ранений?
Ладно, в любом случае утро вечера мудренее. Через пару часов он перевезет пациентку в палату, понаблюдает. А когда она проснется, задаст нужные вопросы, и от того, что она ответит, будут зависеть его дальнейшие действия. Станет он звонить в полицию или нет, решит утром. По медикаментам у него полный порядок: то, что использовал во время операции, было неучтенкой – давно списал, хотя лекарства и не просрочились. И, возможно, возможно, ему даже не придется никуда сообщать. Женщина отлежится и отправится восвояси. А медицинской сестре Татьяне Ивановне он соврет что-нибудь. Она не дотошная, поймет как надо.
Устинов перевез ее в палату, прикатил из своего кабинета удобное кресло, поставил его рядом с кроватью ночной пациентки, уселся, пристроив ноги на пластиковом стуле для посетителей, и прикрыл глаза. Отключился он сразу и проспал часа два без сновидений. Разбудил его тихий стон.
– Как вы? – Он распахнул глаза, резко встал и наклонился над женщиной. – Как вы себя чувствуете?
– Где я? – спросила она довольно крепким голосом, хотя лицо было очень бледным. – Кто вы?
– Устинов Гавриил Николаевич – врач общей практики. Вас кто-то оставил на пороге фельдшерского пункта минувшей ночью. У вас в боку обнаружились три проникающих ранения.
– А, это. – Она криво усмехнулась. – Царапины, ерунда.
– Согласен,