С фаленопсисом в обнимку. Наталья Резникова

мох сфагнум, остается точно такой же жесткости, что и была до этого.

      Толерантность

      Я вообще-то человек не очень толерантный, в списке моих достоинств толерантность будет где-то во второй сотне, в отличие от скромности, занимающей в моем списке первое место.

      Долгие годы я дружу с одним из лучших представителей народов Северного Кавказа. Зовут его Эдуард. Он часто бывает в Москве и очень хорошо говорит по-русски. Только если он сильно волнуется, у него появляется акцент. Разбирается в политике и вообще умница. Я у него часто спрашиваю значение неизвестных мне слов, чтобы не лазить в Википедию.

      Мой друг – нормальный белый гетеросексуальный мужчина, воспитанный в хорошей большой семье. Мультики с главным героем «говном», пардон, какашкой (кто не знает, есть такой японский и корейский мультики), бегающие по экрану члены или Кончита Вурст, победившая или, правильнее сказать, победившЕЕ как-то на Евровидении, и ему, и мне чужды.

      Можно сказать, что мой друг старомоден, но все были бы такими старомодными. Он уступает места в транспорте женщинам, без всяких просьб поможет старушке дотащить сумку или тюк, не бросит на дороге водителя и не любит, когда ругаются «по матери». Достоинства я могу перечислять долго.

      Его, как и меня, достало слово «толерантность». Слово это суют везде по делу и без дела, подменяя понятие безразличия. Эдик пытается соответствовать гордому званию «толерантного», но, признаться честно, у него не очень получается, и, слава богу.

      И почему-то именно ему на глаза попадаются всякие разности, к которым нас призывают быть толерантными. Он как заколдованный притягивает неоднозначные ситуации.

      Как-то едем с ним в метро. Народу не так чтобы много. Напротив сидят две девицы. Девицы как девицы. На мой взгляд, ни вида, ни шерсти. Сижу и роюсь в телефоне, не обращаю на сикозявок внимания. Эдик смотрит на них, медленно начинает краснеть и вертеть головой. Девицы увлеченно обжимаются и целуются. В сексуальном угаре лезут друг другу в штаны. Народ вокруг отворачивается и делает вид, что не замечает. Ощущение, что при тебе пукнул кто-то, а тебе за него стыдно. Чувствую, что толерантности надолго не хватит.

      Поезд останавливается. Эдик молча сгребает девиц и выносит из вагона, придав на перроне им легкое ускорение. Девицы, не отойдя полностью от сексуальных игрищ, сучат ножками и скребут кроссовками по перрону, даже не поняв, что, собственно, произошло.