несочетаемые по фактуре, самые контрастные своей гаммой и самые несговорчивые предписанным профилем излучения. Фасады зданий взнуздали вездесущие блики органических светодиодов, раскинувших активную матрицу транзисторов под флерами рекламных дисплеев напротив. Самым примечательным среди этого моря красок был безудержный нрав всех излучений воздыматься ввысь, лишь иногда упираясь в карнизы и, словно распространившееся по масляному полу пламя, подсвечивая их изнутри. Однако в наблюдаемой разобщенности цветов каждого слоя города, абстрагируясь, Крео Спри находил неподвластную разумному обоснованию эклектичность, гармонизирующую структуру ландшафта.
Находясь внутри коробки апартаментов и смотря через прозрачную ткань стеклопакета, полусонному телу казалось, что весь мир сконцентрирован в его ладонях – испещренный шардами муравейник простирается под его ногами. Подумав о геометрии относительности наблюдаемых объектов, он с неподдельным трепетом осознал, что его мания величия – не что иное, как очередной самообман, навеянный наполовину дремлющим состоянием. Крео Спри сразу же представил себя мечущимся животным в одной из тысячи клеток тех самых шард, составляющих плато небоскребов: за ним запросто мог наблюдать любой другой нездорово бодрствующий от губительной бессонницы житель мегаполиса, на секунду возомнивший себя богом. Крео, щелкнув пальцами левой кисти, приказал механизированным жалюзи опуститься – домашняя система активизировала интегрированный модуль распознавания жестикуляции и плавным движением прикрыла вид на город штабелем серых планок.
Продолжала играть музыка. Крео, прорезав насквозь просторный зал лофта, встал спиной к разделочному столу и почувствовал, как едва осязаемый луч встроенного над окном кухни мини-проектора клубится иссиня-голубыми частицами светового потока над макушкой его головы. Мультимедийный прибор выводил голографическое отображение цифр в объеме, оставляющих небольшой зазор между своей три-дэ визуализацией и стеной. Четыре часа, семнадцать минут – указывала картинка.
Музыкальный фон почему-то в этот раз казался неуместным звеном в общей цепи утреннего пробуждения, хотя, как правило, он высоковольтной мощностью энергетика всегда наэлектризовывал мозг мужчины – для Крео это был взрывной импульс от хорошо отвешенной пощечины. Смущенный от потери хватки над собственной бытовой действительностью скиталец резким жестом левой руки описал в воздухе дугу с длинной чертой под ней – музыка тотчас же испарилась, не оставив даже гулкого эха, обычно ниспадающего в водоворот ушной раковины. Воцарилась тишина: комната погрузилась в глухоту вакуума.
Вновь уставившись на строгие своей формальной фактурой цифры, Крео все равно было необходимо нащупать, пусть незначительную, но относящуюся к звукам его мира акустическую тональность хоть какого-то предмета. Вспарывая световое нутро циферблата, глаза дезориентированного космонавта не могли позволить себе шелохнуться. Синтезированный микро-сабвуфером щелчок часов, слышимый только при строгом фокусе слуха, явился индульгенцией мученику, и