чувства. Голову сдавливает. Что-то вминает тебя в кушетку. Местная анестезия не спасает – от страха все чувства обостряются в несколько раз. Сколько длится эта операция? Час? День? Месяц? Ты ничего не знаешь, ты только чувствуешь. Чувствуешь, что время остановилось. Ты бы и хотел что-то увидеть, только ничего не получится. Некая медицинская материя накрывает твои глаза, закрывая обзор. Ты не можешь издать ни единого звука. Врач нем. Ничего, кроме света. В такие моменты примерно представляешь, что чувствуют покойники на приеме у патологоанатома.
Звонкий звук металла. Врач что-то достал из тебя. Что-то, что всегда там было, но теперь тебе это не принадлежит. Это что-то было небрежно брошено врачом в медицинскую стерильную посудину. Это что-то врач, перед тем как бросить, провел этим над твоей рукой, пристегнутой к кушетке. Что-то капнуло. Что-то теплое. Ты это осознаешь с приличным отставанием. Реакция замедлена. Ты понимаешь, что твоя рука в чем-то липком, только когда оно остывает, когда начинает подсыхать и съеживаться на твоей коже, стягивая ее.
Ничего кроме чувств. Ничего кроме тишины. Ничего кроме света. Ты – предмет работы мастера. Ты – сломавшийся автомобиль, у которого не спросили, будет ли ему лучше без двигателя. Что он чувствует, когда из него извлекают аккумулятор, когда откручивают гайки. Проверяют подвеску.
Твой мир состоит из боли, немощности, страха. Оголены все чувства, сейчас будет еще больнее. Когда-нибудь обязательно станет легче. Но не сейчас.
Больной на кушетке балансирует на грани. Он теряет сознание на том моменте, когда врач с инструментами внутри говорит: "Не дрожи. Я знаю, что ты боишься. Я тоже боюсь, но ведь не дрожу".
Быть тем больным гораздо лучше. Чем быть в том положении, в котором находился сейчас Леша.
Свет слепит. Свет причиняет боль. Весь организм в ужасе от происходящего. Глаза, которые сейчас хотелось бы извлечь, при каждом движении причиняют боль. Рот. Нос. Они стерильны. Утром после пьянки ты это ощущаешь. Когда до этого пил вечером – не ощущал. Почему так? Все вокруг пахло смесью дешевых сигарет и паленого пойла. Слух тоже против тебя. Больно, когда звонит будильник. Больно, когда сосед громко роняет что-то на пол. Еще и желудок сейчас потребует себя опорожнить. Хотя Леша всегда гордился тем, что никогда не переводит продукт. Но, наверное, лучше было бы вечером два пальца в рот, чем утром умирать, ведь так?
Запах чего-то страшного вызывал рвотные позывы. Этот запах шел из далекого детства, когда ему на шею вешали самодельный желтый кулон, истыканный иголкой, и служившим препятствием для простуд. Шепот, кружившийся в комнате, оглушал Лешу и раздражал каждую клеточку воспаленного мозга. Ничего путёвого Леша разобрать не мог: слова сливались в одну длинную фразу. Кто говорил и что говорил – не понятно. "…Агату?… Войну… Быстрее, сейчас проснется… Сейчас перемотаю…"
Леша стал ерзать на постели. Шепот утих. Только звук клавиш и щелканье мыши.
– БОЛЬ – ЭТО БОЛЬ, КАК ЕЕ ТЫ НЕ НАЗОВИ!
Стены завибрировали. Из колонок, почти над самым лешиным ухом, рвалась музыка.