сколько там уже? – Женя решил, что пора расходиться, пока они еще до чего-нибудь не менее радикального не дошли. – Пора идти.
– Корпорат еще не звонил, детей нет. Посидим, что начинаешь? – Пытался остановить его Леша.
– А толку здесь сидеть. Ладно, давай, сержант номер "раз, два, три, четыре, пять – вышей зайчик погулять". – Он встал и пожал руку Жетону. – Еще созвонимся, может, еще что придумаем.
Все встали, распрощались и пошли к выходу. То есть к выходу среди кустов и кипарисов. Сержант вернулся на прежнее место, только уже отвернувшись лицом к спинке дивана, и захрапел.
– Ребят, вы уверены, что другого решения нет? – Не унимался Женя, взывая к добросердечию парней уже без присутствия полицейского.
– У тебя есть другое предложение? Зачем уже голову ломать? Пускай будет так. – смирился Леша.
– Не знаю, появится идея лучше – озвучу. Пока, пускай будет так. – Никита придерживался той же "диванной" точки зрения.
Издалека, только подходя к камере хранения, парни увидели, что кто-то очень тяжело, медленно спускается с лестницы, ведущей с остановки автобусов к камере хранения. Они не спешили, шли размерено, хотя Никита хотел уже кинуться помочь.
– Пускай сам спускает. Опять родители собрали полную сумку. Для кого пишут в брошюрах: "Не давайте детям в лагерь много вещей". Сейчас помучается с сумкой, потом родителям скажет: "зачем столько вещей мне сложили, я умаялся тащить на хребте". В следующий раз подумают лучше. – выразил свое мнение Леша.
Когда они подошли на расстояние, на котором можно было рассмотреть ребенка, Никита тут же бросился к нему. Женя ускорил шаг. Леша шел как и до этого.
– Почему ты никого о помощи не попросил? – Никита отобрал сумку и взял ребенка за руку. Ребенку было лет одиннадцать. Большие зубы торчали во все стороны, когда тот, запыхавшись, тяжело дышал ртом. – Как тебя зовут?
– Го-ша, – произносил тот, задыхаясь.
Теперь, когда тот стоял перед Женей, он увидел, что мальчик был болен. ДЦП. Ноги ходят в раскоряку. Кисти рук выписывают пируэты в воздухе.
– Пойдем, мы тебя запишем. – Женя пошел открывать камеру хранения.
– Я шам! – мальчик попытался покатить свою сумку, но Никита этого не позволил и отобрал. Мальчик поплелся за вожатым внутрь камеры.
Он плохо произносил свое имя, другие слова, потому что рот был похож больше на кактус – так сильно торчали зубы. Картавил, шепелявил. Как только он не искажал слова. Но. Слова были необыкновенны даже для здорового ребенка его лет.
– С кем ты приехал. – Начал спрашивать Женя.
– Меня шуда пхивез отеш.
– Ты местный?
– Нет, я живу в гоходе далеко отшуда. Но отеш пхиобхел шдесь дом, чтобы я дышал мохшким вошдухом, набихаяшь шдоховья. Мохшской вошдух вешьма полешен для такого болешненного хебенка как я.
Даже здоровые не употребляют в своей речи подобных слов. Это не могло не удивить вожатых. Они не стали допрашивать его. Они приняли сумку, помогли собрать