как можно взять и перестать жить? В памяти всплыл образ несущегося на меня грузовика с ослепляющими фарами, на крыше которого…
– Степа, ты живой? – голос Павлика прервал мои размышления. Ударов больше не было – я даже не заметил, когда они прекратились.
– Живой, – ответил я. Звук собственного голоса пробудил во мне чувство, которого я раньше никогда не испытывал. Мне захотелось петь, смеяться, танцевать, целоваться и кричать от восторга одновременно. Неужели я так радовался тому, что остался жив? Действительно ли я поверил, что моей смертью окажется четверка парней, которым нет до меня никакого дела, как и мне до них?
– Тогда вставай, – надо мной склонился Радик. Прежде чем взяться за его протянутую руку я подобрал валяющуюся рядом со мной коробочку с мятными пастилками, которую, вероятно, обронил один из напавших на нас.
– Радик, ты вспомнил, как со столбов слезать? – Колян улыбнулся разбитыми губами.
– Какое там, – отмахнулся Радик. – Когда эти отморозки начали вас метелить, я и забыл, что на столбе сижу. Спикировал на них, как коршун. Одному нос набок свернул, другому солнечное сплетение пробил, а другие струсили и разбежались. Я же два года боксом занимался. У меня удар на девяносто один процент поставлен.
– Да, парни, а мы все-таки круто по мордам отхватили, – Павлик провел ладонью по лицу, размазывая кровь.
– Круче не бывает, – согласился Колян. – Будут знать, как с нами связываться.
– Радик, может, расскажешь, чего ты на столбе забыл?
– Да я это… – Радик запнулся.
– От футбольных фанатов прятался?
– Ну да, как же, – Радик усмехнулся. – Это им меня бояться надо, а не мне их. А на столб я залез, чтобы оглядеться. Тут толпа такая была – одни шкафы, ничего за спинами не видно.
– И что же ты хотел разглядеть?
– Вот вы пристали со своим «что где когда», – фыркнул Радик. – Не помню я, пьяный был. Вообще не знаю, как здесь оказался.
– Хочешь конфету? – я протянул Радику найденные мятные пастилки.
– Нет, – ответил Радик. – Я бы лучше выпил чего-нибудь.
15
– Боже, что случилось? – ахнула мама, увидев меня.
– А что? – я подошел к зеркалу. Вид у меня был действительно неважный – лицо в грязи и запекшейся крови, с разбитым носом и губами, ставшими пухлыми как у Радика. – Ничего страшного, мам. Я просто в секцию бокса записался.
– Ты меня дурой считаешь. А я и есть дура, если так тебя воспитала, – мама заплакала.
– Правда, ничего страшного. Хулиганы поколотили, с кем не бывает.
– А если бы это наркоманы были? Если бы они тебя убили?
– Ну не убили же, – ответил я. Ответ на вопрос, что было бы, если меня убили, был очевиден – я бы умер. Но мама, похоже, считала иначе. Словно моя смерть стала бы моим же непростительным преступлением против нее.
– Иди, умойся, ужин на столе, – мама, всхлипывая, ушла на кухню.
После умывания и ужина я стал выглядеть немного