тех пор как она въехала в эту квартирку почти два года назад, сюда ни разу не попадали предметы, обладавшие более сильной аурой библиомантики, чем она сама. Даже раздобытые ею бутылки с главами книги она здесь не хранила – если бы кто-нибудь напал на её след, это было бы слишком опасно. На стене висела лишь узкая полка со справочниками и книгами, которые требовались ей для работы, однако на ней не стояло ни одного романа. Свою сердечную книгу она оставила в квартире Валентина над его книжной лавкой. Со дня, когда почти двадцать месяцев назад скончался Валентин, она ни разу не появилась в Сесил-корте.
– Ну всё, хватит отговорок, – сказала Мерси, проводя рукой по кожаной обложке без надписи. Кончики её пальцев отмечали каждую царапину и каждую зазубрину. Казалось, кожа прямо-таки пронизана библиомантикой.
Девушка опустилась на стул и отодвинулась назад: теперь она могла достать до ветератора, только вытянув руку. Указательным пальцем она сбросила крючок застёжки и откинула верхнюю крышку обложки.
То, что произошло потом, походило на то, как лопается по швам ящик, доверху набитый бумагой. Из-под обложки хлынули на волю многочисленные книжные страницы, на письменном столе происходил настоящий бумажный потоп. Сотни, а затем и тысячи страниц громоздились друг на друга, образовав сначала холм, а затем и островерхую гору из бумаги. При этом ни одна страница не соскальзывала на пол: все они удерживались вместе с помощью библиомантики.
Спустя каких-нибудь полминуты на столе возвышалась пирамида, состоявшая из нескольких тысяч книжных страниц и продолжавшая расти; пирамида эта напоминала гигантский бумажный кулёк, поставленный на стол остриём вверх, высотой с раскрытый зонтик, и была составлена практически симметрично, только кое-где из неё торчали уголки страниц или даже высовывались целые страницы.
И наконец листы, располагавшиеся вверху пирамиды, причудливо изогнулись, образовав лицо, похожее на те, которые кукольных дел мастер лепит из папье-маше и клея, лицо с выпуклым лбом, широкими скулами и большим носом-картофелиной. Когда Всезнайка открыл глаза, жёлтые, словно пожелтевшие газетные страницы, было хорошо заметно, что он косит.
– Тебе нужны очки, – вырвалось у Мерси, которая сидела, отодвинувшись на своём стуле далеко назад, с таким потрясённым видом, как будто в неё угодил пушечный снаряд.
– А у вас, миледи, двойной подбородок, если вы сидите с таким брюзгливым выражением лица. Если вы, конечно, простите мне эту дерзость.
Она сглотнула и выдвинула подбородок вперёд:
– Я ценю в собеседниках честность.
– Тогда, с вашего позволения, вам следовало бы привести волосы в порядок и отказаться от привычки грызть ногти.
– Пожалуй, столько честности я не вынесу.
В основании перевёрнутого кулька что-то зашуршало: с каждой стороны из-под стопки листов вылезли по три толстых пальца, три слева и три справа.
– Единственный человек, которому разрешается