же всех «звоните днем!»
Занятость дядьки дала Джесси фору безбоязненно и безболезненно смыться.
Шенон снял трубку:
– Да! Кого-кого? Оэна? А кто вы такой? – гавкал в телефон хозяин дома. – Я-то? Что? Я его опекун, официальный представитель интересов! Как вы смеете мне дерзить, шарлатан! Кому понадобился этот мальчишка? Я вызову полицию! Вы обязаны говорить со мной, как с опекуном! Я содержу этого…
Джесси вдруг остановился, на полступени не добравшись до сокровенной двери, которую можно было запереть с внутренней стороны и никого не видеть и не слышать.
– Кто это? – Джесси слетел с лестницы как сумасшедший, у него под кожей, будто фейерверки лопались, к кадыку подступили режущие рыдания от страха, что его вера не оправдается.
– Не звоните больше на этот номер, – сказал в трубку мистер Скуди, жестко отпихнув паренька к стенке. – Или у вас там всех в вашей «Мастерской» будут серьезные проблемы!
– Со мной хотели поговорить? Кто? – забыв о последствиях, потребовал Джесси, когда дядька с грохотом саданул трубкой, сперва по Джессиному темечку, потом еще попав по лицу. – Ау-у…
– Паршивый недоносок! Что еще за «Мастерская искусств», а? Они назначали тебе встречу завтра в их Лондонском офисе! Это что же… за моей спиной творится! Ты, ну-ка объясняйся сейчас же!
– Они хотят пригласить меня на работу, ясно! – выпалил воспитанник, выхватив горячую оплеуху, отчего отшатнулся к тумбе.
– Какая еще работа, ты, балбес? Посмотри на себя! Тут опять что-то нечистое. Опять к нам наведается жандармерия! Какая, к чертям, работа?
– Что происходит? – выбежала на шум Бернадет. – Кто-то звонил, чтобы позвать на работу этого паршивца? Но, кому он нужен?
Джесси стекал спиной по стене, стараясь подавить истерику.
– Запомни, недоделок, – Шенон Скуди бесцеремонно дернул мальчишку, схватив за хрупкие предплечья. – Если в мой дом заявится кто-то, кого я посчитаю причастным к каким-то темным делишкам… тебе не просто несдобровать – тебе крышка!
– Я так и знала, что рано или поздно нечто подобное случится, – призналась миссис Скуди, скорее безотчетно.
Избитый оплеухами, телефонными трубками и подвернувшейся под хозяйскую руку, волосатой шваброй, Джесси пребывал в состоянии абсолютного счастья. Лихорадочного, болезненного, аномального счастья.
Спустившись поутру из купейной комнатушки, стараясь никого из семейства не навести на подозрения своей декларативной миной и всячески ухищряясь подавлять тянущую щеки улыбку, юноша первым делом отправился к кухонному столу, чтобы приготовить завтрак до того, как Скуди попытаются убить его за лишние полминуты сна. Очевидно, что, ни угрюмо стреляющая взглядом в сторону приемыша, Бернадет с ворчливой тирадой о тонкости нарезки бекона для омлета, ни лениво выплывающий из дверного проема, отекший ото сна, дядя Шенон, включающий телевизор и упрекающий всех в медлительности, ни похабно гримасничающий Пэдди, не в силах были разрушить блаженственного самочувствия