пассаж был адресован лично Шеину и прозвучал до крайности обидно. Тот резко вскочил из-за стола.
– Сам ты ссыкло! Я кошек жалею, бля, понял? А тебя, пидораса, не пожалею нихуя.
– Шеин! Сядьте! – осадил Ковалев.
– Шо? Как ты меня назвал?! – взвился Жарков, тоже поднимаясь из-за стола.
– На место! Оба! – гаркнул Ковалев.
Но подельники уже никого не видели и не слышали. Мир для них сузился до незначительного пространства. Они стояли, разделенные столом, и с ненавистью сверлили друг друга взглядами.
– Шо ты хочешь? – первым перешел от гляделок к действию Шеин. – Шо, бля, блатной в натуре? На, сука, с ладошки!
Он подался вперед и унизительно шлепнул Жаркова открытой ладонью по лицу. Пощечина сработала не хуже спускового крючка. Тот с невероятной скоростью перемахнул через стол и кинулся на Шеина, пытаясь ударить обидчика по лицу. Шеин увернулся, удар прошел вскользь. Не получивший удовлетворения Жарков навалился на субтильного подельника и принялся беспорядочно молотить его. Шеин, растеряв весь свой блатной гонор, повалился на пол, скорее от страха, чем от ударов. Прикрыл лицо руками и завизжал:
– Сука, я псих! Притыку дайте, завалю! А-а-а!
– Растащите их! – рявкнул первым пришедший в себя Ковалев.
Жарков сидел верхом на поверженном противнике. Он уже не бил, чувствуя себя победителем, лишь замахивался и рычал:
– Кто тут пидорас?! Шо, захлопнулся? Кто тут пидорас?
Кабинет ожил, люди засуетились. Подоспели милиционеры, оттащили зло зыркающего Жаркова, подняли напуганного Шеина.
– Хруленко, запись останови, твою мать! – рыкнул Ковалев на застывшего у магнитофона офицера. – Уведите обоих! Успокойте, приведите в чувства. Допрос продолжим через полчаса по одному. Первый Шеин. Жаркова в одиночку.
Арестованных поволокли к выходу. Услышав распоряжение Ковалева, Шеин победоносно истерично расхохотался:
– В одиночку пойдешь, сука, понял?!
– Баклан хуев! – с ненавистью огрызнулся Жарков, он попытался вывернуться, но милиционеры держали крепко.
– Да уведите вы их! – устало поморщился полковник. – Пока все свободны.
Переругивающихся Шеина и Жаркова вывели в коридор. Ковалев мял виски. От духоты и неожиданно возникшего бардака разболелась голова. Сотрудники потянулись к выходу. Подошел недовольный Кесаев, посмотрел на сидящего начальника ростовского УГРО сверху вниз:
– Вам не кажется, Александр Семенович, что это какой-то цирк?
– Что для вас цирк? – окрысился на московского коллегу Ковалев. – Зверское убийство ребенка?
– Не передергивайте. Вы прекрасно понимаете, о чем я.
– Нет, не понимаю.
– Эти двое, чтобы они ни говорили, менее всего похожи на убийц, уж поверьте моему опыту.
– У меня опыт не меньше вашего. И этот опыт подсказывает, что никто, ни один человек, не возьмет на себя такое убийство по собственной воле, – Ковалев поднялся из-за стола и говорил теперь, глядя прямо в глаза собеседнику.
Обычно под этим