серьезный, плохо поддающийся исцелению, телесный, или душевный недуг.
Пытаясь дать на вопрос этот точный ответ (в неточном не было смысла…), я, подобно озадаченному «Витязю на распутье» с картины художника Васнецова, склонялся то к первому, то ко второму умозаключению, приводя те, или иные – убедительно-неубедительные – доводы.
В конце концов, изрядно помучившись, физически и морально, – я пришел к умозаключению номер два. То есть – уже…
Пришел я к этому соображению, тщательно проанализировав поведение, поступки Ирины, яркость, образность и живость мышления, нетривиальность суждений о жизни, о взаимоотношениях между людьми, в самом широком их спектре, многообразии, манеру мировосприятия в целом, а также определенные внешние и внутренние признаки, время от времени проявлявшиеся в неординарной ее натуре – в полную, или почти полную, силу…
ГЛАВА 6
Тем временем, лето, весело «катившееся в июль», – добралось до верхушки месяца.
Мой отпуск подошел к концу.
Совсем скоро мне предстояло испить горькую свою чашу! Я должен был убыть в училище.
Мысль о нависшем над моей головой, подобно Дамоклову мечу, отъезде – крайне негативно повлияла на меня – мои чувства, сознание, настроение. Я точно впал в состояние заторможенности, «анабиоза». Сделался равнодушным ко всему (исключая своих родных), что происходило вокруг меня… Если происходящее не имело непосредственного отношения к нам с Ириной.
Накануне одной из последних наших встреч – «анабиоз» сменился жутким отчаянием! И тоской! Казалось, что за все те девятнадцать оборотов Земли вокруг Солнца, совершенные при моей жизни, – не было случая, чтобы мое сердце тосковало так сильно и безутешно!
В одну из особо тяжелых минут «душевной невзгоды» – мне пришла на ум одна – не очень хорошая идея: заболеть какою-нибудь «фиктивной» болезнью. Благодаря фиктивной этой болезни – я мог бы задержаться дома еще на какое-то время – три-четыре-пять дней.
(Некоторые мои товарищи подобной уловкой, случалось, пользовались: направляли в учебное заведение соответствующие телеграммы, подтвержденные должностным лицом из военкомата, с которым, должностным лицом, можно было тем, или иным образом договориться…).
Помимо того, что я и так пребывал в подавленном совершенно состоянии, и никак не мог из этого состояния выйти, мне отчего-то вдруг начало казаться, что в наших с Ириной отношениях, при всей их максимальной открытости, доверительности и прочем – все же оставалась некая недосказанность, незавершенность – недоставало какого-то существенного, может быть, даже – главного «штриха». И этот «пробел» необходимо было устранить.
Однако, тщательно поразмыслив, я отказался от этой авантюрной затеи, осознав, что в таком случае (если бы история с вымышленной болезнью оказалась успешной…) я нисколько не облегчил бы свою участь, а наоборот – лишь продлил бы охватившую меня агонию. А «пробелов» могло стать – еще больше.
Как ни печально, но самым разумным было – предоставить событиям естественный ход.
Но не только я один пребывал в таком