без пяти минут восемь. Ее сосед тоже посмотрел на часы, а потом на дверь. Дверь была у Глаши за спиной, поэтому ей все время приходилось вертеться. Ведь Витя мог и не узнать ее со спины, всю в заколочках и в коротенькой кофточке, оставлявшей открытой полоску тела над поясом джинсов. В конце концов, только вчера днем она предстала перед ним в консервативном костюме, заурядно причесанная, без слэнга, пирсинга и, главное, без желания понравиться.
– Кульно, что здесь жужу крутят, – заявила она совершенно скисшему соседу. – Люблю я это дело! И не какой-нибудь отстой, а конкретный музон!
– Конкретный – это какой? – рассеянно спросил тот, не отрывая взгляда от двери. – Тяжелый металл?
– Конкретный – это значит прикольный, клевый. У тебя чего, детей нет?
Тот не успел ответить, потому что к столику неожиданно подошел Витя Стрельников и, уставившись сверху на улыбающуюся Глашу, удивленно воскликнул:
– Ой! А я вас сначала даже не узнал!
Он был одет и причесан, как «хороший мальчик», и Глаша рядом с ним смотрелась примерно так, как Жанна Агузарова могла бы смотреться в паре с Муслимом Магомаевым. Их чисто внешнюю несовместимость заметил и противный Валера – у него сделалось такое изумленное лицо, что Глаша даже хихикнула.
Витя выдвинул для себя стул, резко сел и несколько раз кашлянул, поднеся ко рту кулак. Глаза у него бегали по сторонам, а уголок рта некрасиво дергался. «О! – подумала Глаша. – А я его задела! Если он еще сейчас посмотрит на часы, можно будет считать, что мальчишка у меня в кармане». По ее наблюдениям, когда мужчина смотрит на часы в присутствии женщины – значит, он заинтересован, но не желает этого показывать.
Витя Стрельников посмотрел на часы, и, чтобы не спугнуть его, Глаша светским тоном сказала:
– Вить, я хочу угостить тебя чем-нибудь. У меня сегодня хрусты есть.
– Да что вы, что вы! – встрепенулся тот и поглядел на нее испуганно. – Я сам!
– Ладно тебе! – Глаша похлопала его по руке, которая тотчас же убралась под скатерть. – Ты ведь студент, сам хрустов не зарабатываешь, небось самовар доишь?
– Простите? – тонким, петушиным голосом переспросил Витя. – Какой самовар?
Лицо у Глаши непроизвольно вытянулось. С двух слов стало понятно, что «пассажир не рубит».
– Доить самовар – это значит брать деньги у папы, – пояснила она.
– Так и есть, – неожиданно подал голос небритый сосед. – Он доит самовар. И в настоящий момент самовар находится в стадии закипания.
Глаша удивилась, а Витя Стрельников втянул голову в плечи. Она поняла, что юношу нужно защитить.
– Ну ты, мурня небритая! – с вызовом заявила она. – Скинься в тюбик!
– Прелестно, – процедил сосед. – Элиза Дулитл в современном варианте. Вот что, Витя, иди домой, а мы тут с тетей Глашей поболтаем.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – та не смогла скрыть своего изумления.
– Эт-то мой отец, – сглотнув, пояснил Витя Стрельников и поднялся на ноги. – Пап, ты знаешь что? Ты много на себя берешь. Я не для того тебе все рассказал,