этой жизни не волновало меня так, как ты. Я представлял нашу встречу как судный день, как апокалипсис… И наконец это случилось. И что я вижу? Я вижу, что ты такой же тупица, как и те, которые сидят в правительстве. Ты полнейшее и абсолютное ничто. Знаешь, каково это – разочароваться в своем боге? Или узнать, что твой враг, о схватке с которым ты мечтал и готовился к ней, – слабак, который ничего собой не представляет? Это больно, Ник. И это меня злит.
Мужчина вздохнул и хлопнул ладонью по столу.
– Поэтому я не стану тебя убивать. Ты этого не достоин. Ты мне не враг и никогда тебе им не стать. Оказывается, ты слишком ничтожен для этого.
Если бы Ник смог сейчас оторвать взгляд от стола и заглянуть в глаза мужчины, он многое смог бы там увидеть. И ярость, и ненависть, и презрение, и жалость, и разочарование. И самое главное – боль. Дикую и беспросветную боль от потери любимого человека. Боль, которая навечно оставила свой безумный отпечаток в его глазах. Боль на грани сумасшествия. А еще боль от того, что его враг оказался ничтожеством.
– Ты мне не нужен, Ник. Живи свою чертову жизнь.
Мужчина убрал пистолет в карман куртки и бросил на стол несколько купюр.
– Возьми деньги и закажи мне еще кофе.
– Нет, что вы, – замахал руками Ник, – не нужно денег, я сам…
– Я сказал, возьми деньги и закажи мне кофе, – повторил мужчина, – а затем проваливай отсюда ко всем чертям. А я пока схожу в туалет.
Ник решил не спорить и, взяв купюры, на ватных ногах направился к барной стойке. Мужчина же в это время склонился над стулом, на котором сидел парень, и протянул руку к его куртке, висевшей на спинке. Произведя с ней какие-то действия, он встал и направился к выходу. Остановившись у двери, он снова посмотрел на парня и вышел из ресторана.
На улице он оглянулся по сторонам и, заметив кого-то на другой стороне проезжей части, направился к пешеходному переходу. Догнав полицейский патруль, он преградил ему путь, заставив остановиться.
– В том ресторане находится вооруженный человек. Я видел у него пистолет.
Полицейские, не задав ни одного вопроса, бросились к заведению, оставив мужчину одного.
– Когда ты выйдешь на свободу, тебе будет шестьдесят лет. Столько же, сколько мне сейчас. Ты тоже поймешь, что такое жизнь без смысла, веры и надежды, – произнес он, глядя на то, как полицейские врываются в ресторан. – Но ты же так хотел жить, а право на жизнь всегда весит больше, чем право на преступление, что бы там ни говорили тупицы из правительства. Живи, Ник, живи…
Послушник
Порыв холодного осеннего ветра зашуршал желтыми листьями старого вяза и, пробежавшись по территории монастыря, затих. Мужчина лет сорока с грубыми чертами лица разогнул затекшую спину и, подняв голову, посмотрел вверх. Несколько листьев, оторвавшись от веток, бесшумно опускались к нему по чудной траектории, как будто выбирая место для посадки получше. Когда все они приземлились, мужчина снова склонился над козлами и, поудобнее перехватив ножовку, вонзил ее зубья в сухую древесину.
Распилив пополам очередное бревно,