мистер Беркинс тяготел с малых лет. Он и факультет выбрал по душе. Однако потрясение, испытанное им после смерти жены, то невыносимое чувство собственной беспомощности, когда ты не в силах помочь умирающему у тебя на руках любимому человеку, та убивающая покорность, с которой ты должен смириться с приговором врачей (а изменить ничего не можешь, потому что у тебя нет ни подходящих знаний, ни уверенной практики), заставило его кардинально поменять направление собственной жизни. Какими бессмысленными показались ему все эти разговоры о высоком искусстве, о воплощении божественного таланта с помощью красок, нот и алфавита в тот момент, когда никто не смог спасти венец всего мироздания, творение, созданное по образу и подобию высших сил… И тогда, кидая горсть сырой земли на крышку гроба своей женщины, он принял решение стать врачом.
Возможно, именно поэтому он и стал лучшим доктором этой местности: когда другие опускали руки и смирялись с тем, что пациенту уже ничем не помочь, мистер Беркинс не позволял себе сдаться. Он отвергал любые стандартные подходы и дежурные фразы своих коллег, он изучал, анализировал, экспериментировал, рисковал – и в большинстве случаев выходил победителем с вернувшимся с того света пациентом. Он потерял три рабочих места, в частности из-за того, что шел вразрез с инструкциями и больничными правилами. А еще потому, что пациенты, которые должны были благодарить медика за новый день рождения, ругались на него за потерянное здоровье. Те самые, кто перенес инсульт, но при этом в перерывах между восстанавливающими процедурами дымил дешевым табаком. Или те, кого еле-еле откачали после инсулинового шока, а они снова пропускали приемы пищи, потому что не привыкли к элементарному режиму и заботе о себе. Люди с кольцом на желудке демонстративно поедали диетический протертый суп, однако украдкой закидывали в себя пару-тройку бургеров, принесенных заботливыми родственниками. А те, кто едва оправился после инфаркта, малодушно намазывали шоколадное масло на свежую сдобу и, отправляя все это в рот, запивали крепким дешевым чаем с непременными тремя ложками сахара. Но потом, конечно, кляли врачей за халатность и нанесенный таблетками вред. В какой-то момент мистер Беркинс устал наблюдать, как люди, идущие на поводу у собственных страстей, хотят, чтобы другие отвечали за последствия их собственного выбора. Ему осточертели эти безвольные марионетки, управляемые рекламой, шуршащими обертками и глутаматом натрия.
И тогда он ушел в педиатрию. По крайней мере, в детском мире ответственность за случившееся всегда несут взрослые. Наконец-то мистер Беркинс отвечал по справедливости. К тому же Колин подрастал, и отец хотел лично заниматься и здоровьем сына, и его болезнями. Однако Колин рос крепким и умным мальчиком, не доставляя особых хлопот.
Отец и сын покинули кабинет, прошли по безлюдному коридору – как раз наступил тихий час, – спустились по ступеням узкой лестницы и вышли через черный ход. Двор был так же пуст. Это во взрослых больницах