когда б я пел в Гран-Опера.
В мой смертный час Вселенная сомкнется
В глубоком трауре, и будет мир скорбить.
Ну как, пока такое сердце бьется,
Ну как меня, друзья, не полюбить?
Есенину
Физиономия, как у детки,
Глуповата чуть-чуть и робка,
И взирает на нас с этикетки,
Что со спичечного коробка.
Мне б без всякой фальшивой дрожи,
Тихо эдак, спросить, не кричать:
Что, за этим ты жил, Сережа,
Чтобы спички тобой венчать?
Чтоб брелки, от печати плоски,
Продавали, как лик святой,
Чтобы в каждом табачном киоске,
Бесшабашный и молодой,
Ты взамен запрещенной рекламы
Украшал своей трубкой брошь,
По которой страдают дамы,
Унимая блаженную дрожь?
Чтобы голосом раскаленным
И набухшим чуть-чуть в вине
Кто ни попадя пел о кленах
И о матери в шушуне?
И вдруг на́ тебе: с этикетки
Ты кокетливо клонишь глаз,
Мол, желаете ль сигаретки?
Я специально припас для Вас…
Ты прости, эти брошки, песни…
Я не дал бы за них и гроша,
Это очень нечестно, если
Продается твоя душа.
Эх, махнуть бы с плеча по роже
Тем, кто выдумал эту брошь!
И я знаю, что ты, Сережа,
И простишь меня, и поймешь.
«А я не вспоминаю этот май…»
А я не вспоминаю этот май,
Его последних слез, последних встреч его.
И ты его, мой друг, не вспоминай,
Пусть и тебе в нем вспомнить будет нечего…
Пустая и нечестная игра
Окончилась, как майская симфония.
Мы разошлись из зала кто куда,
Но долго, долго жил на этом фоне я.
И, жадно вспоминая каждый звук,
Не мог спастись я от виденья странного:
Твое лицо в изломе тонких рук,
Как будто в рамке, возникало заново.
А музыка, она звучит во мне,
Другая, непохожая на прежнюю.
Да, пусть горит тот самый май в огне,
Со всей его возвышенностью вешнею.
А я не вспоминаю этот май,
Его последних слез, последних встреч его,
А ты, мой друг, как хочешь, понимай,
Пусть и тебе в нем будет вспомнить нечего.
Крокодильи слезы
Прошел и праздник, радость утекла.
Держась за раму (и не без опаски!),
Уборщица смывает со стекла
Веселые и праздничные краски.
Какой-нибудь зеленый крокодил
И Дядя Степа в вытертой фуражке.
Конечно, Карлсон толст и очень мил,
Под стать родному чуду – Чебурашке.
А тряпка мокрая летит вперед-назад,
Ворчит уборщица, купая тряпку в тазе…
Ну что за люди, прям, как детский сад,
Намазали, навешали, а грязи!..
Ругая всех, кто дюже наследил,
(Намазали, пускай и смыли б сами),
Она не видела,