по безупречно ясной лазурной дали небосклона, словно рябые волны, они то пенились, то снова растворялись в синеве. Кроны деревьев встревожил непоседливый ветерок, и листья зашумели, будто переговариваясь о чём-то меж собой, затрепыхались, точно салатовые крылья бабочек, готовых в любую секунду вспорхнуть с ветвей. До юноши донеслись ароматы ярмарки, на которую он и направлялся. Но что-то заставило его остановиться.
Сладкий шум полусонного городка прервал отчаянный крик неизвестной птицы, похожей на чайку, стрелой промчавшейся по небосклону. Всё будто затихло, смолкло, то ли напуганное, то ли встревоженно внемлющее её голосу. Через несколько мгновений она снова, кружа и мечась, издала похожие звуки, от которых стыла кровь, а по телу пробегали мурашки. Казалось, она зовёт кого-то истошно и пронзительно. Казалось, она ищет кого-то давно… Очень давно.
Юноша впервые видел такую птицу. Она была крупнее обычных чаек, с серо-коричневыми огромными крыльями и мощным тёмным клювом. Но её голос… Её голос был полон горечи, боли и одновременно надежды, вечной и непоколебимой веры в любовь, в судьбу.
Всю дорогу до ярмарки она кружила высоко в небе, которое едва заметно потемнело, посерело. Казалось, она хочет что-то сказать, о чём-то предупредить.
Воздух словно стал тяжелее. Его будто окутал невидимый туман, застилающий собой ту ясную лазурь и свежесть порывов морского бриза, которые ещё недавно радовали горожан. Снова стало парить.
По торговым рядам сновали люди. Кто-то задерживался у прилавков, кто-то останавливал лишь взгляд на заинтересовавшей вещице. Всё двигалось, шумело, грохотало, вразнобой и вперебивку, но будто бы движимое единым ритмом, тактом, мелодией.
Но стоило чуть приглядеться, и сразу становились заметны застиранные и заштопанные одежды покупателей, их уставшие лица, пускай и улыбающиеся.
Вот две старушки болтают о чём-то в очереди, согнувшись в три погибели, лишь бы никто их не услышал. Но вдруг одна распрямилась, насколько смогла, и подняла голову к небу. Её глаза засияли, загорелись светом совсем детской радости, трепетом надежды и веры в чудеса. Куда-то сразу подевались вся угрюмость и тяжесть лет. Нет, всё-таки надежду и веру крайне тяжело погубить в человеке.
Раздалась весёлая музыка, и многие поспешили в сторону, откуда слышались звуки мелодии. Неподалёку от ярмарки остановился фургончик с бродячими артистами, которые раскрыли стены своего дома на колёсах, словно первые страницы удивительной истории, полной чудес и волшебства. Предыдущую музыкальную композицию сменила следующая, более плавная и лирическая. Проливаясь рекой, она текла и текла меж торговых рядов, меж улочек, меж людей, соединяя их взгляды, соединяя их дыхание и трепет сердец в единый мотив, в единые движения танца… Танца жизни, который мы порой не видим, не замечаем и который всегда живёт в нас.
Понаблюдав немного за представлением, юноша остановился у прилавка с продуктами, присоединившись к приличной очереди.
Перед ним стояла хрупкая девушка в лёгком бирюзовом платье, со