идет вразрез с…
– Регламентом? Нужна вам лишняя бумажная волокита, Моника? У вас мало работы?
Моника перестала протестовать, зато вступила Жюстина:
– Вчера Марианна отказалась от прогулки. И сегодня тоже не вышла…
– Это ее право, – бесстрастно заметил шеф.
– Она не смогла пойти на прогулку потому, что не держится на ногах! Я хотела отвести ее в санчасть, но она отказалась.
– Значит, ей это не нужно… Прекрасный кофе! Вы его приготовили, Моника? По-настоящему вкусный. Мои поздравления! А мадам Оберже?
– Еще жива, – отвечала Дельбек. – Она тоже отказалась выйти во двор. И… женщины в курсе насчет нее… За что ее посадили.
– Уже? – изумился шеф. – Быстро же разлетаются новости в нашем тесном мирке!
– Думаю, это Соланж проболталась, – сказала Жюстина.
– Почему сразу Соланж? – возмутилась Моника. – Любая заключенная могла узнать ее по фотографии в газете или даже увидеть по телевизору!
– Не важно, – заключил Даниэль. – Если она решится выйти во двор, следует глаз с нее не спускать. То же самое – в душевой. Усиленный надзор…
– Почему бы не прибегнуть к одиночному заключению? – спросила Моника, с облегчением проглотив последнюю ложку супа для похудания.
– Доктора говорят, она не вынесет изоляции, – объяснил шеф. – Склонна к самоубийству…
– Отдать ее на съедение во дворе – все равно что самоубийство. – Жюстина упрямо настаивала на своем.
– Я это прекрасно знаю, – согласился Даниэль. – Но у нас нет выбора! Хоть Марианна усвоила, что не должна ее трогать: уже хорошо.
– Она не в том состоянии, чтобы кого-то трогать! – снова пошла в наступление Жюстина. – Но когда к ней вернутся силы… Если когда-нибудь вернутся…
Даниэль поставил чашку в раковину с такой силой, что от нее откололся кусочек.
– Что ты такое плетешь! Она вовсе не умирает, насколько мне известно! Она даже неплохо себя чувствовала, когда я ее привел в камеру.
– Кстати, я ждала до восьми вечера, а вы так и не поднялись, – продолжила надзирательница, будто что-то заподозрив. – Это почему?
– Ей нужно было излить душу.
– Тебе?
– Да, мне! И я выслушал ее, не пожалел времени… Видишь, не такое уж я чудовище!
Жюстина вдруг почувствовала себя обездоленной. Обычно девушка ей изливала душу.
– Но все же ты ее отделал как следует.
– Сразу видно, что ты никогда не дралась с Марианной!
– Когда ее вели в карцер, она была в наручниках.
Даниэль уселся. Беседа явно начинала его тяготить. Он закурил. Моника поспешно открыла окно и закашлялась, для проформы.
– Я их снял, когда ты ушла. Намеревался поговорить с ней, но она на меня набросилась.
– Не верю ни единому слову! – вскричала Жюстина.
– А синяк на моей физиономии? Как, по-твоему, она мне поставила его? Ведь не со скованными за спиной руками!
– Безумие – снимать с нее наручники, когда она в таком состоянии! Нужно было дать ей угомониться…
– Ты еще будешь меня учить