заросли высохшей травы Дерри видел гостей, собравшихся на церковном дворе. Так близко! Он даже различал лица. На мгновение у него возникло искушение встать и позвать кого-нибудь из своих союзников, вроде Саффолка. Йорк наверняка не посмеет схватить его прилюдно. С недовольной гримасой он взглянул на свои промокшие брюки и черные полоски под ногтями. Несколько дней пути не прошли без следа. Если бы он в таком виде попытался приблизиться к гостям, солдаты схватили бы его, избили и уволокли, прежде чем аристократы поняли бы, что происходит. В любом случае трепыхаться в руках у солдат, взывая к Саффолку, было не в его стиле. Дерри все еще был настроен подойти к Йорку в своей лучшей одежде и заговорить с ним как ни в чем не бывало. Старый Бертл всегда восхищался его чувством стиля. В память об учителе он должен был сделать это изящно.
Дерри видел, что двое солдат, охранявших ворота в стене, стояли близко друг к другу. Они ели пирог, отламывая куски пальцами.
За этой стеной находилась резиденция епископа с кухнями, кладовыми и гостиными, достойными лордов. Оглядевшись, Дерри определил местонахождение других групп солдат, несших караул, и сунул руку в мешок за дубинкой. Он не мог применять бритву против англичан – тем более на церковном дворе. Почти всю свою жизнь он прожил в сумеречном, унылом мире, и теперь у него была реальная возможность оказаться вздернутым в ярком свете французского дня. Мысль попытаться преодолеть сопротивление двух вооруженных солдат, имея в руках лишь кусок дерева, была более чем смелой. Одного он всегда мог застигнуть врасплох, но нельзя было допустить, чтобы второй поднял тревогу, иначе все пропало бы.
Солнце приближалось к зениту, а Дерри все еще лежал в канаве, лихорадочно соображая, что ему делать. Уже в третий раз полдюжины солдат в английских – красных с золотом – плащах совершили обход вдоль наружной границы собора. Они несли луки, прославившие английское оружие при Азенкуре, и Дерри было известно, что они могут поразить кролика с расстояния в сто шагов, не говоря уже о человеке. В своей изорванной в клочья одежде коричневого цвета он был почти невидим, и все же задерживал дыхание, когда они проходили в двадцати метрах от него, поскольку знал, что среди них наверняка есть охотники, способные заметить малейшее колебание травинки.
Время тянулось мучительно медленно. Что-то крупное проползло по его лицу, но ему было безразлично, даже когда он почувствовал укус в шею. Только одно могло отвлечь внимание часовых вокруг собора, и он ждал этого.
Судя по положению солнца, это случилось в два часа пополудни. Вдоль обочин дороги начали собираться мужчины и женщины из окрестных деревень, и до его слуха донеслись отдаленные приветственные крики. Спустя несколько мгновений все пришло в движение. Возбужденные зеваки побежали занимать лучшие места, чтобы как можно подробнее рассмотреть невесту. Когда перед ним появилась группа людей, главный шпион Англии, в лохмотьях, с красным лицом, выбрался из вонючей канавы и, прикрываясь ими, словно ширмой, двинулся