шепчут ее пересохшие губы, – дай мне пить.
Наполняю стакан водой, подаю, усаживаюсь на край кровати.
Рядом мерно капает капельница, по капле в секунду, будто само время, продлевающее старушке жизнь.
– Посиди со мной, – просит больная и смотрит ранеными глазами.
Я сижу и ерзаю, меня только что послали в лабораторию узнать анализ спинномозговой жидкости у одного пациента, а я сижу и слушаю грустный рассказ про долгую жизнь, про детей, которые не навещают, про внуков, которые в Америке, про дом престарелых, который «очень даже ничего». На словах «а сегодня вот – операцию срочную будут делать» я подскакиваю и покрываюсь холодным потом.
Оказывается, у этого божьего одуванчика сегодня срочная операция, это значит строжайшее NPO (nilperos) – ничего через рот, а я ее только что от души напоила…
Я кидаюсь к Шуламит, Шуламит звонит в операционную, разговаривает с анестезиологом, договаривается отложить операцию на пару часов, обжигает меня презрительным взглядом, отсылает выяснять тот самый срочный анализ, который я до сих пор не выяснила, ну что же я за бестолочь, и как я про это бабушке-то расскажу?
В лаборатории другие вопросы – меня спрашивают номер карточки больного, имя и фамилию, год рождения, чтобы не дай бог не перепутать, потому что есть два вида врачебных ошибок: первый – это тот, который по случайности – и его можно простить, а второй – который по легкомыслию – его не прощают.
Возвращаюсь бегом в отделение, докладываю о результатах, но все не так просто, теперь вопросы задает Шуламит: она спрашивает меня, о каком именно заболевании можно думать при вот таком анализе, и я готова провалиться сквозь землю, потому что не знаю, и говорю наобум, надо же, мой ответ правильный, может, это Бог меня спас, но только для того, чтобы испытать и проверить на третий вид врачебной ошибки – не возгоржусь ли я, не подумаю ли, что знаю больше других, когда на самом деле, еще ничего не знаю.
И так день за днем. Бесконечные вопросы, упорные поиски ответов. Ни погоды, ни личной жизни, ни новостей по телевизору. Кажется, у мироздания накопилось столько ловушек, загадок и тайн, что становится непонятно, как оно терпело и не беседовало со мной раньше.
Раньше. Все то, что составляло мою жизнь еще пару лет назад, вдруг скрылось в тумане, не забылось, нет, но потеряло очертания, мне стало казаться, что я только что родилась, и вот-вот закричу, вернее, заговорю, как все те, кто меня теперь окружал – гортанно, горячо, с чувственным Р-р-р и страстным Х-х, и жесты мои станут выпуклы, а взгляды будут прожигать насквозь, даже сквозь полуопущенные веки.
Мой рабочий день длится и длится, а с приходом домой не кончается. Дома меня ждет бабушка – в прошлом опытная акушерка и фронтовая медсестра, в настоящем предводитель табора и мой личный профессор медицины.
После обсуждения сложных случаев и непонятных диагнозов, после дотошных вопросов о том, отличилась ли я, и если да, то каким именно образом, а если нет, то почему, бабушка просит проверить ее собственное домашнее задание.
Раз