не видел кроме лунного свечения на ночных предметах.
И тогда, в лунном сиянии он явственно увидел силуэт высокого человека в рыбацком плаще, отполз к стене – шаги приближались, кто это? – не разобрать – не поднять глаз – веки стали свинцовыми. Ларс поднялся и бревном рухнул со ступеней.
Сколько времени длилось наваждение? Он не знал. Но враз его отпустило – и он стоял уже на четвереньках, выл по собачьи, а над ступенями повисло монашеское одеяние, раздуваемое ветром. И никакой опоры. Никого!
Глава 2.
Он бежал, как раненый зверь, обливаясь потом и задыхаясь от безудержного бега, пока не засеменил до дальней поляны, где упал, сраженный колющей болью в груди… Через какое-то время, он, преодолевая страх и боль, стал подниматься, хватаясь за трухлявый пень, как хватается тонущий в море за плавающие ошметки корабля. Руки вязли в гниющей массе, и на плечи Ларса тучами взбирались мелкие жуки, растревоженные столь вероломным нападением.
– Я задыхаюсь… Сколько вас налипло! С кладбища набежали?
Он немного успокоился, когда стряхнул всю нечисть, восстановил дыхание:
– Кто там был? Кто стоял надо мной? А? Голос… голос был не мой, не Марты… Кто издевается надо мной, старым человеком? Упасть на колени и молиться… упасть и молиться. Упасть и молиться.
Он бился головой о землю: -Марта! Марта! Куда же тебя понесло? Уйти с поляны… от греха подальше… от греха… Как ноги зудят! Крапива! Нет! Это чертовы жуки! У-у-у! Черт! Рука!
Он смахнул набежавшее cкопище насекомых, облепивших его, они ерзали как бешеные, заставляя Ларса сбрасывать рубаху и кататься чурбаном… Наконец он нашел другое место для привала, раскинул руки в разные стороны, потряс ими, пока звездное небо над головой не стало таким спокойным и сочувствующим, пока не исчезло под небом все, что придумала земля. Он почувствовал полет, среди туч и не испугался, что такое может быть только после смерти.
– Чертов лес! И понесла меня нелегкая! Кто звал меня? Кто в развалинах дома…? Э-э-э! Нельзя одному тут лазить.
В горле заперчило, ухватившись двумя руками за горло он все пытался откашляться…
– Чертово место!
Медленно, как перепивший пива, он плелся, пытаясь совладать со своей тяжелой одышкой, к дому викария городской церкви, чей особняк был окружен могучими кедрами, садом и цветником.
«Где этот любитель цветов и чужих баб? Поселился за кладбищем, подальше от глаз людских. Скоро переселю его на кладбище. Закопаю, живьем закопаю… Мне его священство по боку. Пусть бабы ходят на литургию, а я ему не верю! Он еще меня не знает. Черт его возьми, сморчка… Пусть подойдет к моей жене хоть раз, исповедник хренов. Обрадую рогатиной».
В туманной дымке, поежившись и вздохнув, он вошел в высокие заросли ковыля, сырого от росы, и вышел весь в промокшей рубахе.
Спустя какое-то время тишину разорвал отрывистый крик. Это Ларс выкрикивал имя своей жены:
– Ма-а-рта! – а потом еще настойчивей