со словами:
– Папа, мне для проекта очень нужны рисунки, нарисованные людьми старше 70 лет. Выручи, пожалуйста. Нарисуй что-нибудь.
– А что? Что же я тебе нарисую? – растерялся он.
– Да что угодно.
Он иногда бывает упрямым и несговорчивым, но когда я его о чём-нибудь прошу, он никогда мне не отказывает. Даже если для него это трудно. При моей просьбе на долю секунды у него промелькнуло молодое выражение лица. Он ничего не ответил, а я повесила пакет на дверную ручку в его комнате. Ушла. Маме наказала:
– Если возьмётся рисовать – пожалуйста, не спугни его насмешкой или иронией.
– Нет, нет, – пообещала она.
Вечером я забежала к родителям, папа мылся в ванной. Я прошмыгнула в комнату и заглянула в пакет. В альбоме – три рисунка. Цвета мало, в основном – контур шариковой ручкой, и чуть-чуть раскрашено. На первом листе – две девочки держатся за руки, одна побольше, другая поменьше. Это, конечно же, его внучки, мои дочери, но несколько лет назад. Значит, именно такими они запечатлелись в его памяти, а не такие, какие они сейчас, взрослые. На втором – одинокая берёза с птицей на ветке. На третьем – собака. Горбатенькая, с человечьими глазами, торчащим кверху хвостом. Здесь красок больше, даже некая живописность присутствует.
Вот они, эти рисунки.
Я была приятно удивлена.
В полдень с работы позвонила папе, сказала, что накануне я видела его рисунки, и что они мне очень понравились. Он ответил:
–А я думал, думал, что нарисовать. Долго думал!
«Хорошо, что думал, – решила я,– значит, размышлял, перебирал чего-то в памяти!»
После работы опять сразу зашла к родителям. Смотрю – на двери в коридоре висит мой пакет. Папа вышел мне навстречу:
–Ты его забери и больше не приноси!
– Почему?
– Да потому что! Руки дрожат! Не буду больше!
Я стала перелистывать альбом.
– Как красиво, папа! Ты смотри, собака как живая! А тут ещё домики! – добавились два рисунка с моим и его дачными домами, – а вот тут крышу-то ты не раскрасил! Надо докрасить крышу! И будет хороший рисунок с нашей дачей. Нет уж, папа, я оставлю альбом, дорисуй.
– Ну, ладно, оставляй, – смягчился он.
Утром занесла ему простые карандаши, ластик и пастельные мелки. У него опять отторжение:
– Ты меня не пристраивай! Я ведь вот только этот альбом дорисую и больше не буду!
Воскресное утро, я у родителей. Ведём с мамой бытовой разговор. Тяну время как можно дольше. Папа ходит вокруг меня кругами, вижу, что его терпение на пределе. Наконец, я спрашиваю: «Пап, нарисовал ещё что-нибудь? Покажи».
Он ждал, определённо – ждал. Идём в его комнату, смотрим альбом. Добавились три рисунка карандашом, слабенькие, непрорисованные – снеговик, телёнок, и – не то заяц, не то кошка.
