а проплывающие под бортом облака. Конец февраля или начало марта? Это вообще было? Неужели это было, а? Видение. ТА жизнь похожа на какой-то давно забытый кинофильм: посмотрел вроде как, сюжет даже смутно помнишь. Но ни героев, ни действующих лиц, ни режиссера, ни самую красивую актрису, ни актера в главной роли, не помнишь – но точно знаешь, что фильм смотрел.
Наивно думать, что, если бы он не поехал на прогулку и шопинг в Милан, все сложилось бы иначе. Но именно тогда жизнь начала совершать великий разворот, оставляя глубокие борозды на последнем вираже человеческой истории. Да и не хочется вспоминать ТУ жизнь. Нет ее больше, а значит, и не было никогда. Сейчас, сидя в одной из башенок ДОМа, он наблюдал за смоляно-черной сукой немецкой овчарки Инной, которая внизу во дворе чутко водила ушами даже в полудреме, словно пытаясь уловить все звуки и шорохи окружающего мира. Нужно сказать этому алкашу Жорику, чтобы подправил пластиковую водосточную трубу – опять ветра сдули с креплений, дождевая вода будет идти мимо и подмывать отмостку с фундаментом. Жорик тусуется где-то рядом, прячась от глаз Алекса.
ДОМ стоял в подмосковном поселке на небольшом возвышении – это было неудобством и преимуществом одновременно. Владел им теперь Алекс. Преимущество было в том, что с мансарды местность отлично просматривалась на три-четыре километра в каждую сторону. Beati sunt possidentes – «счастливы владеющие».
Пионерами – «скаутами» по-английски – в его детстве были все, а не те, кто хочет и чьи родаки готовы были платить. Детьми они, с друзьями, часто играли в “царь горы”. Он с тех времен усвоил, что тому кто выше, всегда легче защищаться. А еще с советских занятий НВП1 он помнил, что при грамотно построенной обороне на одного обороняющегося нужно до десяти наступающих. Конечно, если речь идет не о китайских армейцах поддерживаемых и броней, и дронами. Или гарнизонных силах «порков»2 – тут без вариантов.
Алекс не служил в армии: в девяностых был такой бардак, что забирали только самых законопослушных бедолаг. Но жизнь быстро заставила военным азам научиться.
У одних “Устав гарнизонной и караульной служб” написан кровью. Чужой. А других сама жизнь кровью написана. Собственной. Алекс был из вторых.
Неудобство было в том, что внешний вид ДОМа издалека привлекал внимание залетных. Внимание, как правило, улетучивалось, как только те нарывались на первую линию пехотных мин: сначала на предупреждающие надписи, потом на разбросанные куски тел. Самые любопытные нарывались на сами мины.
Двор был оформлен и оснащен – мама не горюй. Длинный лабиринт траншей с препятствиями, колючка, ловушки, о которых знал только Алекс. Лабиринт просматривался лишь частично: даже если какой-нибудь придурок решил бы штурмовать ДОМ, сиганув через забор, он не увидел бы и десятой доли заготовленных сюрпризов. Зато сверху, из башенки, все было видно прекрасно. Раньше, конечно, были идиоты, которые пытались завалиться “в гости”. Где они теперь? В соседних, через два-три дома, огородах гниют. Некоторых Алекс намеренно оставил едва присыпанными землей, чтобы угадывались их силуэты. Запах? Запах проходит дней через сорок, привыкли все уже к мерзкому запаху.
Милан, «Дольче&Габбана», Гуччи-Фигуччи. Как же это смешно. Алекс никогда не придавал значения всем этим брендам, но было приятно носить дорогую одежду и обувь. Было приятно отличаться от среднестатистического жителя Земли. А ведь с этих джинсов и шуб мы и начали всё терять. Проголосовали за одежку и хавчик против мечты, звёзд и свободы. Мы стали такими же, как и все: никем. Алекс помнил, как ездил в Омск. Было дождливо и промозгло. В пьяном угаре Алекс с батюшкой осматривал площадку для нового храма, эффектно падал в грязь на колени. Даже в этом свинском состоянии дорогой костюм придавал неповторимый мужской шарм своему владельцу. Головная контора батюшки тянула с финансированием, а проект и разрешение на строительство имели ограниченный срок действия, так что в каждом заезжем функционере или предпринимателе батюшка видел потенциального спонсора, способного сдвинуть строительство с мертвой точки. Алекс обещал все: материалы, лучшую спецодежду для рабочих, технику, деньги и связи. Не то чтобы он врал: в тот момент он был пьян, рыдал непонятно от чего – стоя на коленях в грязи, он искренне верил, что возьмет на себя эту ношу. Батюшка казался таким искренним и родным, чистым, как горный родник. Ну как чистым… Конечно, кто не без греха? Но дело-то благое! Ощущалась благодать, сошедшая с небес. Подумать только, 30 тысяч храмов отгрохали! Конечно, народ должен участвовать и помогать. «Я как часть народа готов все отдать, до последней рубашки, хоть Гуччи она, хоть Фигуччи. На, бери, не жалко, всё бери! Не хочешь, батюшка? Ну как знаешь». Безымянный батюшка умер через восемь месяцев от цирроза печени, так и не начав стройку и оставшись в контактах Алекса как «Батюшка Омск». Алекс после того раза в Омск больше не ездил.
Дольче энд Габбана. А может, и вправду надо было все там снять и отдать? Может, и вправду Боженька рассердился за то, что мы обещали и не делали, и учинил этот Конец Истории. Ну вот что мы там ему обещали? Не пить, не курить, не изменять, кто-то с наркотой завязать, кто-то не воровать у народа больше? И меньше тоже… Ну, всякое такое. И не сдержали слова. А в начале было Слово. Так мало того, что ему давали