усмехнулся. Старый лис, конечно же, он прихватил магазины. А я-то думал, там тушенка, хотел еще пройтись по этому поводу. И тут же отчетливо въехал, что его убили прямо у нас на глазах, только что и насовсем.
Я бежал, хлюпал носом и старался удержать дыхание…
У автобуса было чисто. Мы буквально взлетели по той тропе и вышли в спину к двум огневым точкам противника. Сработали, как в классе: быстро и бесшумно. Семь трупов, четыре АК, три карабина. Подошли к Пеликанычу. Он нас дождался, но на большее его не хватило.
Мы вошли в деревню. В одном из дворов обнаружили веселящуюся мужскую компанию. Там же нашли истерзанных девчонок. Влюбленный джигит оказался не жлоб и щедро поделился добычей с товарищами. Мы же щедро делились знаниями по рукопашно-штыковому бою. Магазины нам так и не понадобились.
Я не люблю об этом вспоминать…
Потом мы, десять прапорщиков полкового спецназа, сидели в ожидании трибунала, а тут и по всей стране началось.
Всех собак повесили на ротного. Костика уволили, остальным трибунал заменили гауптвахтой. Так Пеликаныч прикрыл нас еще раз, уже оттуда.
А всесоюзный процесс набирал силу. Его регулировщик зажигал зеленый свет и танкам, и демонстрациям одновременно.
Не прошло и года, как поползли слухи об увольнении замполитов. Наш решил напоследок свалить командира полка, для чего снова вытащил на свет историю с беспределом спецназа. На этот раз главным козлом отпущения почему-то оказался я.
Последний вечер перед приездом очередной комиссии свел нас в комнате отдыха. По телевизору шла какая-то средневековая пьеса, там тоже разбирали чье-то персональное дело. Я несколько раз пытался поймать события, но тут же отключался, думая о своем деле, которое завтра всплывет во всей красе.
Ребята тоже маялись, стараясь не встречаться со мной взглядами. Разговор не клеился. То же самое происходило, когда увольняли Костика. Потеря, вина и победа были общие, но каждый хотел остаться в армии.
Я вышел на улицу покурить. Почти следом вывалился Карик Мурадян.
– Что, закончилось? – спросил я, протягивая спички.
– Нэт. – Карик смачно сплюнул. – Там уже карол плачет.
– А чего? – спросил я.
Карик закурил, весело блеснул в темноте глазами и сообщил:
– А потому заплакал наш карол, щто потрасон прэдатэлством маркиза.
Ну, что ж… Довольно актуально.
Я хмыкнул. Но Карик решил развеселить меня во что бы то ни стало.
– Зачем грустишь, дарагой? Давай, лучше споем.
Он посмотрел на мягкие очертания гор, помолчал и добавил:
– Щто-ныбудь такое жалобное-жалобное…
Ночью я спал совершенно спокойно и утром понял, что принял решение.
А когда я вошел в кабинет, где большие животы подпирали большие погоны, я вспомнил еще одну сцену из вчерашнего спектакля, который, вроде бы, и не смотрел, и вместо бодрого: «Здравия желаю!» торжественно произнес:
– Весь двор наш приглашен на торжество сожжения отступников от веры…
Благодарный