ему прабабка не позволяла, так как он был с войны контуженный. За что и красивую медальку имел на парадном костюме. Этот костюм он надевал на День Победы и шёл на демонстрацию выпивать, тогда уж никакая прабабка ему была не указ.
Что делал прадед до войны – теперь уж никто не скажет. А после, с 1946-го, его биография мне известна. Произвёл трёх детей, одного за другим. Работал сначала в Рабрыбхозе, затем на ЕБПХ, которое в ту пору называлось «Красное знамя», и в конце, как на пенсию вышел, в совхозе «Победа», летом пас совхозных телят, а зимой чистил за ними навоз.
То ли здоровье у него было крепкое, то ли по-другому не мог или не знал, но работал он до тех пор, пока, видно, совсем не скрючило. У отца есть фотография: на ней дед Макар сидит на лошади и в руке держит кнут, сидит ровно и задорно, только вот взгляд печальный, как у старого пса.
На обороте фотографии подписано: 19 августа 1989 года. Мне было два года, а прадеду два года оставалось жить.
Он прожил жизнь тяжёлую и смиренную, будто повинность, будто долг перед родиной, породившей его и взявшей за это с него сполна. Ходил пешком в школу, ходил пешком на войне, ходил пешком на работу, а под старость дали лошадь. Когда же положили в гроб, то повезли на грузовике и по пути кидали на дорогу сосновые ветки.
Всё, что я знаю о прадеде (то моё смутное детское воспоминание не в счёт), я знаю по рассказам деда и бабушки, родителей или кого-то из родни, и ещё прабабки, конечно, которая пережила прадеда на десять лет и оставила в моей душе след куда более внятный и неизгладимый.
Прабабка
У прабабки моей, Анны Никодимовны, было очень злое лицо.
А язык – ещё злее. Она никогда не подбирала слова и говорила всё, что было написано на её лице. Удивительно, как она не лопалась от злости, во всяк день пребывая в отвратительном расположении духа.
Людей по именам она не называла, но обладая поразительным для своего рабоче-крестьянского происхождения многообразием нелицеприятно окрашенных слов, каждому давала обидное и ругательное прозвище: фигляр, пентюх, педераст, нимфоманка, очковтиратель и так далее.
Прадеда называла немым чёртом, деда моего – то есть своего сына – тюфяком, бабушку – чахоточной, своего внука и моего отца – алкоголиком, тётку, свою внучку – прорвой, а мою мать – профурсеткой. Думаю, если бы она пожила подольше, то и мне прицепила бы какое-нибудь такое гнусное прозвание. Впрочем, она уже являлась мне во сне и обозвала импотентом.
Прабабка на всё имела свой особенный взгляд – на любого человека или вещь, или событие, когда бы оно ни произошло – и тотчас же, не моргнув глазом, давала убийственно исчерпывающую оценку.
Это от неё в детстве я узнал, что детей не приносит аист, как тогда все говорили, а их выписывают в райисполкоме, и что тех, кто не доедает из своей тарелки, отправляют обратно в райисполком на переработку и делают из них колбасу. А тех, кто не слушается, выбрасывают на помойку. Что игра в мяч – бесовское занятие, так как произошло от того, что какие-то мучители отрезали голову святому и пинали её ногами. И что